Она затихла на некоторое время, просто глядя на него. Наконец, слегка качнула головой.
— Ты сейчас такой же, как в день нашей первой встречи, столько лет назад.
Он отрицательно мотнул головой.
— Я тогда был толстый.
— Но твоё… — она поискала слово, нашла: — Жизнелюбие. Оно такое же. Всё такое же, и… — Она дёрнулась, по-видимому, ощутив укол боли достаточно сильный, чтобы пробиться сквозь лекарства, которые дала ей Бонхофф.
— Сара!
— Я… — Она оборвала себя прежде, чем произнесла ложь о том, что она в порядке. — Я знаю, что тебе было трудно, — сказала она, — в последний год. — Она замолчала, словно не в силах говорить, и Дону было нечем заполнить эту пустоту, поэтому он просто ждал, пока она соберётся с силами и продолжит: — Я знаю, что… что ты не мог желать оставаться с кем-то настолько старым, когда ты сам такой молодой.
Его желудок сжался, словно в кулаке боксёра-чемпиона.
— Прости, — сказал он почти что шёпотом.
Услышала ли она, он не мог сказать. Но она сумела немного улыбнуться.
— Думай обо мне иногда. Я не… — У неё заклокотало в горле, но он воспринял это как знак печали, а не её ухудшающегося состояния. — Я не хочу, чтобы через 18,8 лет обо мне бы думал лишь мой корреспондент с Сигмы Дракона II.
— Я обещаю, — сказал он. — Я всё время буду о тебе думать. Я буду о тебе думать всегда.
Она снова слабо улыбнулась.
— Этого не сможет никто, — сказала она очень тихо, — но из всех, кого я знаю в этом мире, ты к этому будешь ближе всего.
И с этими словами её рука обмякла в его руке.
Он выпустил её и осторожно коснулся её плеча.
— Сара!
Ответа не было.
Глава 42
Когда пришло утро, Дон и Эмили, которая приехала в полночь и ночевала в своей старой комнате — Дон устроисля в гостиной — начали обзванивать родственников и друзей. Где-то между пятнадцатым и двадцатым Дон позвонил Коди Мак-Гэвину. Миз Хасимото немедленно соединила его после того, как он рассказал, по какому поводу звонит.
— Здравствуйте, Дон, — сказал Мак-Гэвин. — Что случилось?
Дон сказал просто и прямо:
— Вчера вечером скончалась Сара.
— О Господи… Дон, мне очень жаль. Мои соболезнования.
— Похороны через три дня, здесь, в Торонто.
— Сейчас я… о чёрт. Я должен быть на Борнео. Прошу прощения.
— Ничего, — сказал Дон.
— Мне… э-э… неприятно даже упоминать об этом, — сказал Мак-Гэвин, — но… э-э… у вас ведь есть ключ дешифровки, верно?
— Да, — ответил Дон.
— Хорошо, хорошо. Может быть, вы всё же дадите мне копию? Чисто на всякий случай?
— Он в безопасности, — сказал Дон. — Не беспокойтесь.
— Я просто…
— Простите, — сказал Дон, — мне нужно ещё много звонков сделать, но я подумал, что вам следует дать знать.
— Я очень благодарен, Дон. Искренне вам сочувствую.
Когда позвонили из «Мак-Гэвин Роботикс» по поводу планового техобслуживания МоЗо, Дон подавил желание бросить трубку.
— Хорошо, — сказал он. — В котором часу вы подойдёте?
— В любое удобное для вас время, — ответил мужской голос на том конце линии.
— Разве у вас не расписано всё на много недель вперёд?
Человек по ту сторону телефона усмехнулся.
— Только не в случае приоритетных клиентов мистера Мак-Гэвина.
Тёмно-синий фургон пунктуально подкатил в 11 часов, как Дон и просил. Щеголеватый чернокожий мужчина лет сорока пяти подошёл к двери, неся в руке маленький алюминиевый футляр для инструментов.
— Мистер Галифакс? — спросил он.
— Он самый.
— Меня зовут Альберт. Простите за беспокойство. Нам нужно периодически регулировать эти штуки. Вы понимаете — ловить проблему в зародыше, прежде чем она приведёт к серьёзным сбоям.
— Конечно, — сказал Дон. — Входите.
— Где ваш МоЗо? — спросил Альберт.
— Думаю, наверху.
Дон провёл его в гостиную, потом громко позвал:
— Гунтер!
Обычно Гунтер появлялся тут же — Дживс на стероидах. Но не в этот раз, так что Дон закричал во всё горло:
— Гунтер! Гунтер!
Когда и после этого не последовало никакой реакции, Дон оглянулся на роботехника, чувствуя себя несколько неловко, словно за своего ребёнка, который начал себя неподобающе вести перед гостями.
— Простите.
— Может быть, он куда-то ушёл?