сов. Как только самолёт приземлился, я набрал Ленку, его последнюю жену. Чуть не чокнувшись от вслушивания в её рыдания, я узнал, что Вальку оперировал действительно мастер своего дела. По совершенной случайности мой друг сразу же попал на стол к профессору, который руководил моими, ещё самыми первыми шагами в хирургии. Увы, но чуда не случилось. И через двое суток Валентин умер, не приходя в сознание. Когда я обзванивал многочисленных друзей и знакомых, большинство либо сердились, либо изумлялись, но никто в первый момент не верил. Последовавшие похороны и поминки прошли как в тумане. Единственное, что врезалось в память - недоумение и детская обманутость на лицах. Никто не мог до конца поверить в реальность произошедшего. Минуло уже два года, как Вальки не было с нами. Перебирая в памяти те дни и месяцы, мне приходит в голову только одно - чёрно-белого стало в жизни куда больше. Словно тряпка печали и тоски замазала грязью краски жизни. И так случилось не только со мною. Я чуть ли не каждый вечер вспоминал наши встречи. Мы не часто виделись, но каждый раз это было как праздник. Нет, вовсе не регулярный и долго ожидаемый. Это было как неожиданно свалившееся счастье, как внезапная удача посреди океана потерь. Каждая встреча была незабываема и непохожа... Теперь этого не стало. Серость постепенно, но настойчиво вползала в жизнь, обыденность стягивала петлю всё туже, беды обступали всё плотнее. Я барахтался, отбивался, не сдавался. Но однажды горе вновь ударило полной силой. В одно из ночных дежурств скорая доставила умирающую девушку. При ней не было документов. И кто она, никто не знал. Но даже ничего не смыслящие в медицине могли с уверенностью сказать, что она не жилец. Двое подонков изнасиловали, а затем несколько раз ударили её ножом. Кровопотеря была колоссальная. Но когда я посмотрел в белое как мел лицо, мои ноги подкосились. Это была Ленка, последняя любовь Валентина. Ей оставалось жить какие-то мгновения, и суетиться было бесполезно. Но я ничего не мог с собой поделать. Та ночь вылетела из памяти. Практически полностью... Мои коллеги все как один были уверены, что я помешался. Наверное, так оно и было. И это сыграло мне на руку - никто не перечил мне. Более того, как при коллективном гипнозе весь персонал больницы вслед за мной начал ожесточенно бороться за Ленку. Шли часы, а я стоял у операционного стола как автомат и держался только тем, что беспрерывно бубнил: “Ты не умрёшь!” Только это я и запомнил. Хотя нет... Не только это. В один из моментов что-то произошло с сознанием. Я продолжал оперировать, но внезапно обнаружил, что утратил привычное мировосприятие. Переутомлённый мозг даже не нашёл сил на удивление тому, что превосходно мог наблюдать, творившееся у меня за спиной. Каким-то клочком сознания я ещё успел подивиться, что даже свихнувшись, не теряю концентрации на работе. Эта мысль враз опрокинула всё. Мир в долю секунды сжался до размеров истерзанного Ленкиного тела. Сам себе в тот момент я казался богом, с ужасом пытающимся не дать сколлапсировать этому мирку. А дальше случилось то, о чем я никому никогда не рассказывал. В какой-то момент я посмотрел на руки и удивился - они были без перчаток! Я со злости уже хотел выругаться, но тут же умолк. Руки были не мои. Совершенно! Но тут же понял, что узнал эти кисти. Я их просто не мог забыть. Это были руки Валентина. И он не оперировал. Он играл на фортепьяно. Длинные тонкие, но удивительно сильные пальцы порхали по клавишам. Это было столь удивительно, что я невольно подумал: “А где же музыка?” И она появилась. Мелодия струилась словно поток волшебного дождя, что идёт с самих звёзд. Мириады бриллиантовых капель падали на серебряные струны и хрустальные колокольчики. На какое-то мгновение показалось, что это вовсе не музыка. А что-то куда более высокое. Слёзы ангелов? Тогда я ничему не удивлялся. Ударил очередной аккорд и музыка, вспыхнувшая в операционной, понеслась как взрывная волна. Каждой клеточкой тела я ощущал, как она накрыла город, континент, планету, галактику, долетела до краёв вселенной... Что было потом, я не помнил совершенно. Очухавшись только к вечеру, я был выжат как лимон. Сил не было даже слезть с дивана в ординаторской. Ко мне подходили коллеги, что-то говорили. Я кивал невпопад. Меня кто-то отвёз домой. Утром меня разбудил звонок. Захлёбываясь в слезах, Ленкина мать булькала какими-то благодарностями. Я плохо понимал. Да и понимать мне ничего было не нужно. В конце разговора в женском голосе родилось столь явное злорадство, что пришлось напрячься и вслушаться. Оказалось, что тех подонков судить не будут. На них вышли той же ночью. К счастью для всех, у них не хватило ума сдаться без сопротивления. И какой-то молодой омоновец накрыл подонков одной очередью. Бедная женщина радовалась этому как ребёнок. Но мне было не до того. Ленка жива. И это главное. А через несколько дней произошло событие, навсегда изменившее мою жизнь. Близилась полночь, и я уже собирался ложиться. Но что-то никак не мог оторваться от надоевшего ящика, пытаясь гнусными звуками и пошлыми картинками растворить холод одиночества. В конце концов бубнёж телевизора переполнил чашу терпения. Я щёлкнул пультом и неожиданно услышал вздох облегчения. От ужаса волосы встали дыбом. Я на несколько секунд замер, явственно чувствуя, что за спиной кто-то есть. Но этот кто-то не нападал. Он молча ждал. Я передёрнул плечами, сгоняя носящихся по спине мурашек-переростков, и медленно обернулся. В кресле сидел Валентин. Так страшно мне ещё никогда не было. Я судорожно вцепился в диванный валик, словно надеялся, что меня это может спасти. Но Валентин тут же поднял ладони и тихим голосом произнёс: - Не пугайся, пожалуйста! Понимаю, что гостей с того света ты принимаешь нечасто. Но может уделишь мне несколько минут? Не в силах ничего произнести, я тупо закивал. - Ну и славно, - Валентин устало улыбнулся и затем добавил нетерпеливо, - Давай, давай, кончай напрягаться. Эти обыденные слова меня разом успокоили. Я утёр пот со лба и повнимательнее вгляделся в друга. Валька был настоящий. Он привычно склонил голову и лукаво подмигнул. Пальцы по привычке побарабанили по подлокотникам. Но вот звука я не услышал. И Вальку это тоже расстроило. - Увы, теперь мне сложно взаимодействовать с объектами вашего мира, - сказано это было хоть и грустно, но гложущей печали я не услышал. - Здравствуй, Валька... - первые слова я вытолкнул с трудом, но потом всё пошло с привычной лёгкостью, - Не ожидал, если честно. - Конечно! Кто ж ждёт гостей-покойников? - и Валька звонко засмеялся. И от этого заливистого смеха мне внезапно стало так легко и радостно, словно мы вместе провалились в счастливое детство. Отсмеявшись, Валька замолчал. Он спокойно смотрел мне в глаза. - Я пришёл поблагодарить тебя за спасение Ленки. Я у тебя в долгу. Я опешил. - В каком долгу? Что ты городишь? Я - врач. И лечить - это мой долг. - Да. Это так. Ты - врач. Но вот про долг ты знаешь мало. Долг, друг мой, не обязательно выражается в словесной форме или прописывается на бумаге. Долг - этот состояние души. Меня потому и отпустили к тебе. Если бы я тебе был чего-то должен на бумаге, на это никто бы не посмотрел. Уж поверь мне. - Должен мне... - пробормотал я, погружаясь в воспоминания. И тут меня словно обухом по голове хватанули, - Что ты несёшь!? Это же ты её спас! Я твои руки видел! Твои! Валька удивлённо изогнул бровь. - Надо же... Не знал, что ты такой чувствительный. Да, дружище, я там был. Врать не буду. Я не мог не быть там. Понимаешь? - Отлично понимаю. Отлично. Как и понимаю, что спас её ты! - Нет. Я ведь смыслю в медицине ещё меньше, чем ты в китайской поэзии. - Но ведь... - Я просто помог тебе. Точнее, передал тебе частичку своего вдохновения... От услышанного я впал в ступор. Осознание колоссальности дара, частичкой коего поделился друг потрясало. Я с жалостью посмотрел на Вальку. Такой дар... Да ведь получается, что использовал он его на мизерные доли процента... Валька услышал мои мысли и грустно кивнул. - Да. Ты всё правильно понял... Я молча смотрел на ломанное болью лицо друга. Чтобы как-то сменить тему, я задал давно занимавший вопрос: - Валька, а как... там? - По-разному. - Но ты то... - В аду. Сказано это было столь обыденно, что я не поверил. И Валька поспешил подтвердить: - В аду, дружище. В аду. - Но за что? - масштабы моего удивления не вписывались ни в какие рамки. - Ты это только что понял. Да, я свой дар попросту просрал. - О, господи... И как там? - Тяжко... тяжко. Мы замолчали каждый о своём. Я вспоминал Вальку при жизни. Его гульбища, девчонок, Ленку... - В аду значит... Печально. Ну, за то встретишь там этих мразей. Уж им-то наверняка несладко там придётся. Может, тебе полегче станет. - Не встречу, - и Валька странно усмехнулся. - То есть как? Почему? - я был сбит с толку. Валька отвернулся к окну. Его взгляд долго бродил в недоступных мне пространствах. Через несколько бесконечных минут Валька заговорил: - Видишь ли... В аду грешников наказывают не беспрестанно. Дают роздых. Иначе, что это за наказание, к которому привыкаешь? Вот в такие увольнительные я и начал бродить, исследуя тамошние места. Все новички там любят шляться и смотреть на разные ужасы. Это даже поощряется. Но меня это совсем не интересовало. Просто хотел как-то отвлечь свой разум. Бродил, смотрел, общался... И знаешь, что я выяснил? Ад конечен. И совсем невелик. - Интересно, - вымолвил я и далее слушал, затаив дых