Всю ночь она, боясь пустого номера и понимая, что заснуть все равно не сможет, просидела в баре, спасаясь от посягательств поздних посетителей тем, что притворялась в стельку пьяной. Правда, сначала она сунула гарсону сотню евро, сказав, что покинута любимым. Гарсон, проявив полное сочувствие к сей трагедии, стойко оборонял ее от назойливых подвыпивших клиентов и подносил выпивку.
Под утро, когда в опустевшем баре стихла музыка и уставшие официанты начали убирать столики и мыть посуду, Ольга решилась перебраться в только что открывшееся угловое кафе.
Она находилась в том состоянии напряжения, когда не чувствуешь усталости, и только раздражалась на свой вечерне-парадный вид: ну куда она сейчас в вечернем платье и на шпильках в рабочее деловое утро Парижа, когда выспавшаяся братия рабочих и служащих спешит на работу, забегая в многочисленные кафе выпить чашечку кофе и пролистать утренние газеты.
Покинув кафе, она зашла в огромный холл торгового центра «Порт-Майо» и увидела только что открывшийся спортивный бутик. Продавщица, расставлявшая в витрине товары, приветливо улыбнулась Ольге, и та не задумываясь, решительно направилась в магазинчик. Привыкшая ко всему молоденькая продавщица сделала вид, что совсем не удивлена вечерним нарядом клиентки в столь неподходящее время. Она помогла Ольге выбрать незатейливые классические джинсы, пару спортивных тапочек, футболку неприметного цвета хаки, спортивную сумку и курточку-«унисекс». Облачившись во все это тут же, в примерочной кабинке, и собрав волосы в хвостик, Ольга почувствовала себя значительно лучше. Сложив вечерний наряд в купленную сумку, она вышла из магазина, ощущая себя почти «человеком-невидимкой», так как с этого момента на нее больше никто не обращал внимания. Сейчас ей хотелось одного: раствориться в толпе и понять, что же все-таки происходит.
Марина Фольер, в девичестве Никитина, спешила на свое рабочее место — в кассы «Аэрофлота», находящиеся в самом центре Парижа, на Елисейских Полях. Вот уже семь лет она добросовестно выполняла обязанности агента по продаже авиабилетов знаменитой компании, бывшей советской гордости. Теперь это было всего лишь представительство одной из многих компаний, которые расплодились за последние несколько лет на ее бывшей родине и претендовали на свое место под солнцем французской столицы, составляя конкуренцию друг другу не только в ценах и сервисе, но и в рабочих местах. Работали там в основном симпатичные молодые русские женщины, говорившие на нескольких языках, в большинстве своем жены французских граждан.
И вот на днях Марине предложили место в только что открывшемся агентстве «Пулковских авиалиний», которое тоже было в пяти минутах от Триумфальной Арки, на авеню Фридланд. Зарплату ей обещали значительно выше той, что была у нее в «Аэрофлоте». Это привлекало и в то же время настораживало: просто так, ни за что, денег не платят, в этом Марина была уверена. Возможно, там меньше служащих, и значит, будет больше работы. В «Аэрофлоте» тоже хватало своих проблем. Взять хотя бы интриги, сплетни, зависть — в общем, все прелести отношений в женском по преимуществу коллективе. Тут исключений из правил не было. И вот теперь, прежде чем принять предложение, Марина должна была взвесить все «за» и «против».
Она вышла из метро на «Франклин Рузвельт». Ее агентство было еще закрыто. Слава богу, есть пятнадцать минут, чтобы выпить чашечку кофе на углу Елисейских Полей и улицы Марбеф. Марина с удовольствием огляделась по сторонам: столько лет ходит она на работу в одно и то же место, а никогда не перестает любоваться Елисейскими Полями. Вот и сейчас, в яркий теплый день самого начала осени, они по-особому хороши: листва деревьев чуть тронута золотом, синее небо отражается в окнах домов, запах бензина и хорошего парфюма немного кружит голову, прямо на тротуарах за столиками бесчисленных кафе уже сидят люди…
Знакомый гарсон, зная пристрастие Марины к двойному эспрессо, кивнул ей через головы завтракающих у стойки клиентов и протянул чашечку с маленьким кусочком сахара.
Подходя к дверям своего офиса, она обратила внимание на двоих стоявших у входа русских мужчин. В том, что они русские, Марина ни секунды не сомневалась. Было в русских что-то особенное: и в мужчинах, и в женщинах, и в молоденьких девушках, и в детях; «особенное» даже не в манере одеваться (многие одевались дорого, а некоторые и со вкусом), а что-то в выражении глаз, в походке, в неуверенных движениях рук. Если бы Марину попросили объяснить толком, как в толпе она отличает своих бывших сограждан, что в них есть такое особенное, она не сумела бы, наверное, выразить это словами. Точно так же Марина всегда могла отличить русских «отсюда» и русских «оттуда». Так вот эти, стоявшие у входа в ее бюро, были «оттуда». На вид лет сорока, подтянутые, коротко стриженные, они словно были скроены по одному лекалу. Мужчины внимательно рассматривали входящих в бюро служащих и о чем-то тихо переговаривались.