С согласия Бен-Гуриона я снова придвинул наши воинские посты к границе и дал им указание действовать решительно. Мирные поселенцы не располагали достаточными средствами, чтобы охранять свои поля, примыкавшие к полосе Газы. Только армии это было под силу, и независимо от того, желали ли этого Хаммершельд и Насер, израильские войска должны были стоять на границе, предотвращать проникновение террористов, защищать поселения и израильских граждан, чтобы те могли безбоязненно пахать свою землю, сеять на ней и снимать урожай.
Я хорошо знал Роя Рутберга и неоднократно встречался с ним. Несмотря на свою молодость, — ему было двадцать два года, когда он был убит, — он занимал ответственные должности в киббуце. К моменту арабского нападения, стоившего ему жизни, он также был командиром наших войск на этом участке. Был он худощавым, белокурым, голубоглазым молодым человеком, и жизнь била в нем ключом. Он никогда не жаловался и ничего не требовал. Когда бы мы ни обсуждали труднейшие проблемы, с которыми сталкивался киббуц Нахал-Оз, он неизменно кончал свою речь словами: «Ничего. Справимся».
Родился Рой в Тель-Авиве, но в раннем детстве переехал со своими родителями в Кфар-Иехезкель, который расположен в Изреэльской долине, и здесь провел годы своего детства. В Нахал-Озе он поселился, отбыв службу в армии. Он оставил после себя вдову и грудного ребенка.
Я был потрясен его убийством. Сердце подсказывало мне, что он, как и большинство израильтян, не сознавал в полной мере опасностей, угрожавших Израилю, и жестоких последствий арабской ненависти.
Нахал-Оз был ближайшим от Газы израильским поселением. Поля киббуца отделяла от арабских земель борозда, проведенная тракторным плугом. Инспектируя наши части в Негеве, я подходил к этой пограничной борозде, чтобы посмотреть, что творится по ту сторону границы. На окраинах города Газа были воздвигнуты лагеря беженцев. Жили в них семьи палестинских арабов, которые бежали из своих деревень во время Войны за Независимость. Через линзы полевого бинокля эти лагеря выглядели как муравейники, узкие улочки были запружены людьми, в особенности в полуденные часы, когда дети возвращались из школы домой. Многотысячные толпы подростков — мальчиков в синей форме и девочек в черной — напоминали вздувшуюся реку, впадающую в улочки и поглощаемую трущобами. Даже на полях негде было яблоку упасть. Каждый клочок земли возделывался и орошался. Воду черпали ведрами из колодцев и растили овощи на каждой свободной грядке. Они косили хлеб на корню серпом и подбирали каждый колосок, выпавший из снопа.
350 тысяч этих людей жили в Газе и ее пригородах, некогда «стране филистимской» — узкой полоске земли, зажатой между Средиземным морем и государством Израиль.
Все предложения Израиля переселить их в другие страны и поставить на ноги отклонялись арабскими руководителями. Они верили, что арабы возобновят войну против Израиля, что арабские армии разгромят нашу армию, что государство Израиль будет стерто с лица земли, что беженцы вернутся в свои деревни.
У открытой могилы Роя я сказал: «Вчера утром был убит Рой. Убаюканный тишиной весеннего утра, он не обратил внимания на людей, стоявших на пограничной борозде и умышлявших против него. Не будем в этот день возлагать вину на убийц. Стоит ли судить ненависть, которую питает к нам Газа? Это ненависть людей, которые в течение восьми лет живут в лагерях беженцев и видят, как мы обращаем в свою собственность землю и деревни, где жили они и их предки.
Не с арабов, а с нас самих взыщется кровь Роя. Как посмели мы сами не взглянуть в лицо своей судьбе, не постигнуть предначертанного нашему поколению во всей его жестокости? Мы забыли, что эта молодежная группа, которая поселилась в Нахал-Озе, несет на своих плечах, подобно Самсону, тяжелые «Врата Газы» и что за этими вратами теснятся сотни тысяч одержимых ненавистью людей, людей, которые молятся о том, чтобы мы ослабели и они могли разорвать нас на куски. Мы и в самом деле забыли об этом? Мы несомненно знаем, что для того, чтобы отнять у врага надежду погубить нас, мы должны быть вооружены и быть наготове днем и ночью. Мы — поколение поселенцев, и без каски и пушки не можем посадить дерево и поставить дом. Не будет жизни для наших детей, если мы не выроем убежищ, и без забора колючей проволоки и пулемета мы не сможем проложить дорогу и пробурить колодец. Миллионы евреев, которые были безжалостно истреблены, потому что у них не было родины, взирают на нас из пепла, — единственного, что осталось от них, — из пепла истории Израиля, и повелевают нам осесть на земле и восстановить страну для нашего народа.