Одна из форм жалости к себе у некоторых из нас, когда мы бросили пить, выражается следующим образом: «Бедный я, бедный! Что ж я не могу пить как все остальные?» (Все?) «Почему это должно было случиться именно со мной? Почему мне суждено было стать алкоголиком, почему?»
Такой способ мышления является прекрасным входным билетом в бар, но на этом его полезность кончается. Проливать слезы над такими напрасными вопросами — все равно, что хныкать по поводу того, что мы родились в этом веке, а не в другом, на этой планете, а не в другой галактике.
Конечно, когда мы начинаем знакомиться с выздоравливающими алкоголиками со всего мира, то обнаруживаем, что такое выделение — «почему именно я?» — мягко говоря, не отражает действительности.
Позднее мы осознаем, что начинаем примиряться с этим вопросом. Когда мы действительно добьемся определенных успехов и испытаем радости выздоровления, мы, возможно, либо найдем ответ, либо потеряем интерес к этому вопросу. Вы поймете, когда это с вами произойдет. Многие из нас верят в то, что должны выявить наиболее вероятные причины своего алкоголизма. Но даже если сделать этого не удалось, существует намного более важная задача ― признать тот факт, что нам нельзя пить, и действовать соответственно. Сидение в луже собственных слез — не самая эффективная форма поведения.
Некоторые проявляют настоящее рвение, посыпая солью свои раны. Безжалостное мастерство, проявленное в этом бесполезном занятии, часто сохраняется даже тогда, когда мы бросаем пить.
Мы можем обнаруживать сверхъестественную способность раздувать свои мелкие неприятности до размеров вселенского бедствия. Когда по почте приходит чудовищный телефонный счет — всего лишь один — мы плачемся по поводу того, что не вылезаем из долгов, и заявляем, что это никогда, никогда не кончится. Когда не удается суфле, то мы говорим, что это лишний раз доказывает, что мы никогда не могли и никогда не сможем сделать что-либо как надо. Когда мы, по чьему-либо заказу, покупаем новый автомобиль, мы говорим: «У такого растяпы, как я, он превратится в…» Если вы закончили это предложение, упомянув что-либо из подержанного металлолома или отделавшись другим кислым замечанием, — то вы один из нас.
Это можно сравнить с тем, как если бы мы тащили на себе огромный туристский рюкзак, набитый различными неприятными воспоминаниями, детскими болями и обидами. Двадцать или даже сорок лет спустя на нашем пути возникает небольшое препятствие, лишь отчасти напоминающее что-нибудь из нашего антикварного багажа. Это дает нам повод присесть, снять рюкзак, вынуть, любовно поглаживая, одну за другой, каждую боль и неудачу прошлого. Затем, захваченные эмоциональными воспоминаниями, мы вновь переживаем каждую из них необычайно ярко, ощущая прилив детского стыда и смущения, скрежеща зубами по поводу прошлых вспышек гнева, дословно припоминая старые склоки, дрожа от почти забытого страха или, может быть, роняя слезу-другую о давно прошедшей любовной неудаче.
Это все крайние случаи проявления чистейшей жалости к себе, которую нетрудно распознать всякому, кто когда-либо сам переживал нечто подобное, видел пьяную истерику или просто хотел поплакаться. Сущностью этого чувства является полнейшая занятость одним собой. Мы можем так далеко зайти в заботе о своем «я-я-я-я», что утрачиваем контакт практически с любым человеком. Не каждого, кто ведет себя подобным образом, можно вынести, исключая лишь заболевших грудных младенцев. Поэтому, когда нас затягивает в трясину жалости к себе, мы стараемся скрыть это, особенно от самих себя. Однако это не способ выбраться из болота.
Вместо этого, мы должны вывести себя из состояния поглощенности собой, отстраниться и посмотреть на себя как следует и честно. Как только мы распознаем, что на самом деле представляет собой жалость к себе, мы попробуем справиться с этим чувством как-нибудь иначе, нежели при помощи выпивки.
Друзья могут оказать нам огромную помощь, если они настолько близки нам, что мы можем откровенно поговорить с ними. Они могут уловить фальшивую ноту в нашей «скорбной песне» и обратить на это наше внимание. Может быть, мы и сами сможем обнаружить фальшь; мы начинаем разбираться в наших истинных чувствах посредством простого их выражения вслух.
Другим блестящим оружием является юмор. Оглушительные взрывы смеха раздаются, когда кто-нибудь из членов АА описывает свой последний припадок жалости к себе, и нам, слушающим его (или ее), кажется, что мы в комнате смеха смотрим на себя в кривые зеркала. Нас, взрослых мужчин и женщин, как бы одели в детские пеленки и наделили эмоциями годовалых. Это можно назвать шоковой терапией, но такой общий смех освобождает от боли, и конечный результат, как правило, оказывается благотворным.