Юрик издал очередной нецензурный вопль, откинул зловещий веник и заколотил себя кулаками в грудь, как холостой орангутанг в весенних джунглях.
— Умнее всех себя считаешь, да? Малышу мозги засрала, а я что — не при делах? Гони бабки, а то замочу!
— Юричек, кто же и при делах, как не ты? Бабки тебе — так бабки, дедки — так дедки. Ну же давай как-то по понятиям… Ты ко мне пришел, я тебя принять должна, накормить, напоить. От меня отродясь еще никто голодным не уходил. Посидим, побазарим, ты — меня уважаешь, я — тебя уважаю… Юрик, — спросила я прямо, — ты меня уважаешь?
Юрик вытаращился и задумался.
— Да! — сообразил он наконец. — Я тебя уважаю. Ты баба умная. Но хи-итрая! — погрозил мне пальцем. — Ты что с Малы… — стал он заводиться снова.
Торопись, Аня, скомандовала я себе.
— И я тебя, Юрик, тоже уважаю, — откровенно призналась ему, слегка зардевшись. — И знаешь, Юрик, за что я тебя уважаю?
— Ну? — хмуро буркнул он.
— А ты умный человек, Юрик. Хочешь, Юрик, я тебе правду скажу?
— Ну? — хмуро буркнул он.
Я взяла его под вонючую руку и, стараясь дышать по возможности ртом, осторожно повела по направлению к раскрытому подвалу, из которого только что вывезли мороженую рыбу.
— Я тебе, Юрик, честно признаюсь, что уважаю я тебя за ум. Вот ты, Юрик, наверное, думаешь: как это она догадалась, что я умен, если видит меня второй раз в жизни?
— Да! — спохватился Юрик и остановился. — Ты мне лапшу-то на уши не вешай! Ты как догадалась, что я умный?
Я взяла его под другую вонючую руку и мягко сдвинула с места. До подвала оставалось полпути.
— Это бросается в глаза, — объяснила я. — Это, Юрик, сразу видно, потому что ты хотя и молодой, но очень красивый и, кроме того, при деньгах. Дурак, Юрик, так не сможет. И потом, ты сильный. Вон как ты веник скрутил. А стекло как высадил! Любо-дорого посмотреть… Осторожно, Юрик, здесь ступеньки. Ты проходи вперед, сейчас Лидочке крикну, чтобы закуску несла, и приду, там стол в конце помещения, — сказала я, вероломно захлопнула дверь за спиной спустившегося Юрика и повернула ключ.
Дверь была отличная, обитая железом и очень прочная. Через три минуты она едва заметно вздрогнула и пропустила чуть слышный стон: «Убью суку! Замочу падлу!» Других слов умный Юрик, видимо, не знал.
С пережитого страха мы с Лидочкой на пару душевно поплакали, и я пошла звонить Малышу, чтобы он забрал соратника.
— Андрей, — сказала я, сухо поздоровавшись, — порядочные люди так не поступают.
— Что-либо происходит? — спотыкаясь и слегка по складам спросил он. — Мне сожалеется…
— Да не «мне сожалеется», а «я сожалею», учеба — учебой, а работать ты собираешься? Юрик твой мне ларек разнес, меня чуть не прикончил!
— Я прискреблю.
— Что?!
— Ой, то есть я заскриплю!
— Что ты еще сделаешь?!
— То есть: мои оскорбления!
— Спасибо. Юрик твой мне уже рассказал, кто я есть и что он со мной сделает.
— Сейчас, Анна Сергеевна, найду… Во, нашел: я скорблю!
— А у тебя что, умер кто?
— С чего вы взяли? — испугался Малыш.
Я запуталась:
— Так чего же ты скорбишь?
Малыш замолк надолго, слышался разве шелест переворачиваемых страниц.
— Не-е, это я не оттуда… Сейчас, Анна Сергеевна, еще чуть-чуть… Во, готово: принесите мои извинения за нанесенные беспокойства моим шестаком. Ну как?
— На троечку, — честно оценила я. — Андрюша, давай по-человечески поговорим, а? Юрик ведь в подвале мерзнет!
— Я не должен возвращаться в покинутую языковую среду, в противном случае результативность обучения резко снизится, — без всякого акцента залпом выдал он. — Мы приедем через полчаса. Пожалуйста, Анна Сергеевна, козла этого не выпускайте…
Через час у ларька остановился роскошный «Мерседес» с затененными стеклами. Из машины воздвигнулся Малыш. Он был великолепен: в короткой кожаной куртке поверх идеально отутюженного синего костюма и в фиолетовых кроссовках.
— Где? — коротко спросил он.
Я оскорбленно показала на дверь подвала и протянула ключ.
— Малыш… — зареванный Юрик вывалился из-за отпертой двери и сделал неуклюжую попытку прийти в малышовы объятия.
— Тамбовский волк тебе Малыш, — брезгливо отстранился тот и кивнул в сторону «Мерседеса»: — Пошли!
Юрик побелел:
— Сам…
— Пошел в машину, чудак! — рявкнул Малыш и учтиво сказал мне: — Ваши неспокойства и ущербления будут сконденсированы, Анна Сергеевна!
Они залезли в машину, а я осталась размышлять, какие еще конденсаты меня ожидают и кто там сидит, в этом лимузине…