При всем при том жили отверженные, судя по некоторым признакам, дружно, чему и оставили письменные свидетельства в соответствующем ароматном стиле. Коля, например, надолго зачитался нецензурным рифмованным диалогом, украсившим вход в одну из бывших спален.
— По корешам, видно, ребята были, — объяснил мне сподвижник дрогнушим голосом смысл написанного. — Крепко дружили…
— Почему? — не согласилась я. — Ты посмотри, как они кроют друг друга.
Коля взглянул на меня, суровый и отчужденный:
— Это — не кроют, Анна Сергеевна. Это — забота. Мужская дружба, понимать надо.
— А-а, — извинилась я и поняла: есть дверь в Колиной душе, которая закрыта предо мной навеки. За ней уединилось мужское братство, сомкнувшее дружные ряды, и — никаких баб!
Туалетной бумаги бедняги, к сожалению, не знали. Вместо нее они пользовались кафельной плиткой, которой были облицованы стены в нужниках, и результаты этого процесса отпечатались метра на полтора в высоту. Виртуозность такой техники привела Колю в полный восторг, и он попытался рассказать мне, как они обходились, когда работали в артели.
Я попытку эту пресекла в корне. Обсуждать было нечего: в смете значился ремонт косметический. А нужен был капитальный. Денег же было — ровно треть от стоимости ремонта косметического.
Вот я и говорю: только полная идиотка могла по доброй воле влезть в такую петлю! А куда деваться? Договор-то, который дороже денег, подписан…
— Анна Сергеевна, — прервал Коля мои бесплодные сожаления, — у меня сосед ремонтом занимается. У них бригада. Хотите, я договорюсь? Дешево берут.
Дешево-то дешево, да как бы дороже не стало…
— Веди, — сурово согласилась я, — поговорим. Посмотрим.
Я озиралась. Не выкрутиться: точно, посадят за расхищение бюджетных средств в особо крупных размерах. Выход один: лихоимцам Сергею Владимировичу и Ивану Павловичу не давать ни копейки, а честно и тупо выполнить работы на весь объем финансирования, призвать объективную и бескорыстную комиссию во главе с мудрым Иваном («Дети — наша забота!»), которая заботливо и государственно акты не подпишет, так как тут же обнаружит расхищение бюджетных средств в особо крупных размерах, хоть тут золотые унитазы расставь по всем углам с полным документальным подтверждением. Опять-таки меня посадят!
Может быть, сэкономить на Сергее? Шалая идейка была так очевидно нелепа (супруга его владела торговым отделом в администрации), что я тут же на нее плюнула и привычно закруглилась: посадят!
Ничего не поделаешь: придется платить и выполнять договор! Подростки-то, в самом деле, в чем виноваты? Около тысячи долларов, на худой конец, после раздачи судорожно наделанных и спешно отданных долгов у меня оставалось.
А ничего страшного! Рамы сгнили — ерунда, у нас на даче есть; должно хватить. Линолеум в смету заложен, двери оклеим обоями, отходы жизнедеятельности социально-убогих организмов смоем. Потолки, стены и полы сделает Колина шарашка. Платить буду мало, с неохотой и нерегулярно. Работу принимать придирчиво, свирепо, раздраженно, заставляя переделывать и вычитая за испорченные материалы.
И я развеселилась, да тут и Коля подоспел.
— Вот, Анна Сергеевна, Василий Федорович. — Сподвижник мой чувствовал себя уже не каким-то занюханным экспедитором, а прорабом. Или заместителем директора неважно чего по неизвестно чему. Эволюционировал помаленьку, тянулся ввысь.
Василий Федорович был коренаст, помят, немногословен и сомнителен. Неприветливо кивнув и буркнув: «Вася», он с достоинством рабочего человека, не сломленного проклятым капитализмом, забродил вдоль помещений, озабоченно тряся головой, время от времени пиная ногами двери и попутно отколупывая кусочки штукатурки. Отколупнутое он растирал пальцами и с наслаждением нюхал.
— Ну что, хозяйка? — спросил он, закончив обход.
— Надо бы сделать. Потолки, стены, линолеум. Оплата сдельно-премиальная, — твердо ответила я. — За сколько возьметесь?
Вася почему-то посмотрел на Колю и сказал:
— Четыре лимона. Меньше никак нельзя.
— Да вы что! У меня не собес. Три миллиона, и сроку две недели.
— Анна Сергеевна, — вмешался важный Коля, — не надо так с людьми. Знаете, как у Туманова было?
— Не знаю, да ведь я и не золото мою в горах. Три миллиона, и точка.
Коля почему-то посмотрел на Васю, а тот спросил:
— А премиальные?
— Из тех же денег!
— Не-е, хозяйка, не договоримся. Нам семью кормить надо. Нам на «Мерседесах» не ездить. У нас дети, между прочим. Да вам не понять!