Старшая, которую, судя по всему, вот-вот должны были уволить за профнепригодность, заволокла глаза слезами и стала вместе со стулом двигаться к выходу. Младшая, брезгливо осмотрев меня снизу доверху, тяжело вздохнула и тихонько посовещалась с товаркой:
— Ну что, может, не будем ее топить?
— Не топите меня, пожалуйста! — истово попросила я. — Еще одна попытка, еще один рывок! Все восемь месяцев я боялась одного: недоплатить! И надо же было так вляпаться, — совершенно искренне закончила свою импровизацию.
Старшая, облегченно вздохнув, предложила:
— А давай не заметим? Все-таки это не она виновата…
Ей-богу, выпрут ее скоро! Такие долго не работают.
— Ты что, план не собираешься выполнять, заступница народная? Тебе премии не нужны, конечно. Сама не живешь и другим не даешь, — обиделась младшая и обратилась ко мне: — Ладно уж… За восемь-то месяцев пени сможете заплатить?
— Да! — радостно согласилась я. — Это, честно признаюсь, мне по силам, и я бы заплатила, но — увы! Увы! Не имею права.
— Вот, смотрите, — я выложила перед младшей бумаги. — Опытный Алексей, хлебавший маразм с момента его новейшего всплеска, настоял внести в договор купли-продажи пункт о своей личной ответственности по всем долгам предприятия до момента продажи. А вот, — я достала другое бумажье, — надлежащим образом зарегистрированное дополнение к уставу.
— Таким образом, — обратилась я к младшей, — парадоксальность ситуации заключается вот в чем: я глубоко сочувствую блеску и нищете Пенсионного фонда. Но помочь ничем не могу. К сожалению, конечно.
Возьму на себя смелость посоветовать: когда вы купаетесь в крови поверженного врага, соблюдайте сугубую вежливость. Сугубую!
— Так вы отказываетесь платить? — металлически спросила младшая.
— Не отказываюсь, нет, — услышала она проникновенный ответ, — я бы с удовольствием, но законного права не имею. Обращайтесь в Америку, штат Нью-Джерси. Розыск экономического преступника, нанесшего России ущерб в полторы тысячи долларов, поставит на уши Интерпол. Это еще что! — утешила я потрясенных слушательниц. — А если бы проклятый казнокрад укрылся в бескрайней сельве?
Старшая восхищенно посмотрела на меня, а младшая понимающе спросила:
— Вы издеваетесь, что ли?
— Это не я, — отвергла я инсинуацию. — Это маразм, но все по закону. А что же вы думали, за открытое общество и интеграцию в мировую экономику никто не должен платить? Да и Бог с ним, с Алексеем. Он — ваша проблема. А мне, честной налогоплательщице, нанесен серьезный ущерб. Брошена тень на мою кредитную репутацию. Обсудим размер компенсации? В порядке, так сказать, досудебного урегулирования?
Дам как ветром сдуло.
Я сладко потянулась, свернулась в кресле клубочком и сыто замурлыкала.
Конец коровы
А дома меня уже ждали.
— Привет? — не вполне уверенно спросил муж, встретив меня в прихожей.
На вешалке висел ватник.
— Привет, — нерадостно согласилась я.
— А я тебя жду, — застенчиво сообщил он.
— Зачем?
— Поговорить.
Вот увидите, сейчас квартиру начнет делить.
— Пошли. Поговорим.
В комнате горели свечи и звучала тихая музыка. Меж свечей высилась бутылка любимой мною «Алазанской долины», стояли тарелки с бутербродами, лежала коробка конфеток «Кара-Кум», которые я могла поглощать в любых количествах, и яблоки.
— Это для кого? — спросила я.
— Для нас, — робко сказал он.
— А-а, — ответила я и, подумав, рассказала:
— Не смешно, — оценил он. — И рифмы у тебя всегда ни к черту не годились.
— Не стреляйте в пианиста, — вяло отмахнулась я.
Мы сели друг против друга.
— Это тебе, — муж протянул мне пачку бумажек.
— Что это?
— Доллары, — объяснил он. — Я дачу заложил.
У меня, наверное, что-то атрофировалось от всех переживаний. Я не понимала.
— Ты нашу дачу заложил? — вежливо уточнила я.
— Нашу, нашу, — обрадовавшись моей сообразительности, подтвердил муж. — Но это уже давно было.
— А зачем ты заложил нашу дачу? — продолжила я расспросы.
— Мне очень нужны были деньги, — страстно объяснил он. — Ты даже не представляешь, как мне нужны были деньги!
— Теперь понятно, — остановила я его. — То есть ты заложил нашу дачу из-за денег?
— Ань, — сказал он, — я, конечно, скотина, но зачем же закладывают дачи, если не из-за денег?
— Столько-то я еще соображаю, — обиделась я. — В конце концов, ты же ее только заложил. А ты ее ненароком не продал?