Чье-то сердцебиение проникло в его тишину и она перестала быть такой громкой. Кай слушал ритм этого сердца, знакомый с детства. Все ближе. Под ногами, обутыми в такие же ботинки, как и у него, поскрипывали половицы пола. При желании она могла бы подойти совсем неслышно, так, что даже Кай не сразу различил бы её шаги, но она хотела, чтобы он услышал её. Давала ему время уйти, если он не хотел её общества.
Кай не хотел. Не хотел быть с ней. Не хотел быть один. Но с ней тишина была не такой острой, поэтому он остался на месте. Слушал, как она подходит, медлит, фиксируя предметы вокруг себя, затем с тихим кряхтением усаживается на пол рядом с ним. Левой руки и бедра тут же коснулось знакомое тепло её присутствия.
Зора сидела рядом с ним и молчала. Она не прикасалась к нему, не произносила ни слова. Слушала его тишину. От её присутствия Каю не стало менее больно. Но воздух перестал быть таким отравленным, а тишина, которую слышал теперь не только он один, перестала рвать его барабанные перепонки.
Кай думал, что после обращения у него не будет никого, но были эти двое людей, ставшие его семьей в холодном мире Претов. Его наставник. И Зора. Он помнил, как она родилась. Её мать была диким, необузданным стражем. Кай знал, что её считали немного сумасшедшей. Она до последнего участвовала в сражениях, даже будучи на сносях. В резервацию она попала в бессознательном состоянии, окровавленная и израненная. Она умерла, так и не узнав, что у нее родилась дочь.
Зору забрала мать Кая и позаботилась о том, чтобы девочка выжила.
Когда мать выходила из дома, четырехлетний Кай подкрадывался к кроватке, где лежал непонятный маленький сверток, со сморщенным красным личиком и хохолком светлых волос, и разглядывал эту диковинку, неожиданно ставшую частью его жизни. Каю не доводилось видеть многих младенцев, поэтому про себя он решил, что Зора – довольно уродливое существо. Ему было жаль её, потому что она такая некрасивая.
Когда Кай пару лет назад рассказал Зоре о той своей оценке её внешности, то несколько дней ходил с впечатляющим синяком под глазом.
Кай помнил вечер накануне его обращения, когда спрятался ото всех в старом сарае, безуспешно стараясь спрятаться в первую очередь от себя самого и своих страхов. Зора нашла его в тот вечер и сидела с ним точно так же, как и сейчас, молча и неподвижно. В тот вечер Кай бросал на нее косые взгляды и, сквозь душащий его страх, нашел в себе силы порадоваться, что к пяти годам Зора перестала быть маленьким уродцем и в последние дни своей зрячей жизни он сможет запомнить её такой, как в тот вечер. И Кай действительно запомнил её именно такой: крошечной, и серьезной, с неровно подстриженными светлыми волосами, и хмурыми зелеными глазами, и слишком широкими бровями, придававшими взгляду мрачность, и этими по-детски пухлыми сбитыми коленками.
Её волосы были длиннее, когда он встретил её в следующий раз, через четыре года. Кай не знал, каким теперь был её взгляд, но думал, что вряд ли после её обращения из него ушла та странная мрачность. Адаптация Зоры в мире Претов была одновременно похожа и не похожа на его собственный опыт. Её наставница, Кира, вероятно, не была такой жестокой, как Кастор, но Зора вела себя, как маленький загнанный зверек. Она избегала Кая и поначалу он радовался этому, потому что не знал, как вести себя с девочкой, которая росла вместе с ним, но теперь казалась совсем чужой. К тому времени он уже прошел через свой ад, а Зора только начинала проходить через свой, и он никогда не чувствовал себя так далеко от нее, как в то первое время.
Первые трещины появились в этом льду одной ночью, когда Кай отправился в лес упражняться в одиночной медитации. Он почти сразу почувствовал её на той самой поляне, которую выбрал для своего занятия. И сразу учуял запах крови. И соленый запах слез. Она испугалась, не узнала его, но когда он заговорил с ней, все её маленькое тело обмякло и расслабилось, и она вдруг оказалась в его руках, на земле, сжатая в крошечный, дрожащий, окровавленный комочек. Она сбивчиво бормотала что-то о демоне, и о крови, и о том, что демон живет в её крови, поэтому она хотела выпустить из себя эту кровь и избавиться от него. Она приняла Решение, которое принимал не один нефилим до нее, и примет еще не один после. Тогда Кай нашел рядом с ней самодельный нож, которым она пыталась изрезать себя, но не успела довести дело до конца, потому что появился он. Кай отвел её на задний двор их с Кастором дома, никому ничего не сказав. Он обработал и забинтовал её раны, а затем сидел до утра, гладя по голове заснувшую у него на руках девочку, и вспоминал её сморщенное красное личико, и этот дурацкий светлый хохолок, и беззлобные упреки матери – их матери – когда они слишком сильно шумели, и этот мрачный грустный взгляд, когда они в последний раз сидели рядом перед его обращением.
Зора была его семьей и стала ею снова. Они сидели точно также, неподвижно и безмолвно, когда узнали, что умерла их мать. Они тренировались вместе, иногда охотились вместе, постоянно препирались, часто бесили друг друга, были очень разными, были очень похожими, всегда были рядом, когда нуждались друг в друге. Они были семьей.
Сейчас Зора молча сидела рядом и делала то, в чем они оба были незаменимы друг для друга. Она держала воздух вокруг него, не давала ему покрыться трещинами и рассыпаться пылью. И она будет держать его до тех пор, пока душа Кая не очнется и не примется зашивать рану, оставленную в ней смертью Кастора.
Они сидели так какоето время. Наконец, Зора пошевелилась, Кай услышал хруст её шеи.
- Все через жопу, здоровяк. – тихо пробормотала она.
Кай только молча кивнул. Он не был уверен, что сможет когда-нибудь вновь заговорить, да Зоре и не был нужен его ответ. Она помолчала, но Кай слышал, как меняется её дыхание и знал, что она собирается сказать что-то еще. Он даже догадывался, что именно.
- Слушай, я бы дала тебе сколько угодно времени на то… на то, что ты сейчас делаешь, но мы по самые уши в дерьме. Поэтому можешь посылать меня куда хочешь, но я не уйду отсюда без тебя.
Кай снова кивнул, на этот раз садясь немного прямее и подтягивая колени к груди. Голос Зоры звучал немного агрессивно, она ожидала от него сопротивления, но он собирался удивить её.
- Я давно понял, что посылать тебя – бессмысленное занятие. Ты все равно идешь туда, куда хочешь только ты. – произнес Кай. Голос звучал так, будто он не говорил годами. – Ты права, малявка. Мы в дерьме.
Он слышал, как Зора поднимается на ноги, слышал движение воздуха от её руки, которую она ему протянула.
- Нас ждет Кира. Нужно придумать, что теперь делать с тобой и твоим пассажиром.
Кай вдруг понял, что ни Зора, ни остальные не знают, что Кастор успел совершить передачу. Он подумал было сказать об этом Зоре сейчас, но решил объявить эту новость при Кире.
Он ухватился за руку Зоры и позволил ей потянуть его вверх, помогая подняться. Больше не говоря друг другу ни слова, они вышли из дома и зашагали в их общей темноте по знакомой дороге к дому Киры. Наставница Зоры была в доме одна и Кай вздохнул с облегчением. Он был почти уверен, что Кира выставила на улицу половину селения, желающего убедиться, что с Каем все в порядке, посочувствовать ему или черт знает что еще.
- Ради всего святого, сними с лица эту дурацкую тряпку. – раздался раздраженный голос Киры.
Кай послушно стянул с головы повязку и моргнул несколько раз, мысленно расставляя по местам завихрившиеся перед его глазами очертания людей и предметов. Он видел, как высокий силуэт, принадлежащий Зоре, подошел к Кире и замер возле нее. Её наставница огорченно поцокала языком.
- Выглядишь паршиво, мальчик. Снимай-ка эту рубашку, ей теперь самое место в мусоре. Подлатаем тебя немного, а потом начнем серьезный разговор.
Кай вдруг понял, что тепло, появившееся в его груди – это благодарность к Кире за то, что не пытается говорить с ним о Касторе, не спрашивает, как он себя чувствует. Не жалеет его. Если бы кто-то сейчас предложил ему слова сочувствия, Кай просто умер бы. Он послушно стянул с себя порванную кофту, морщась от болезненного спазма в спине. Кира уже тарахтела посудой, готовя воду для обработки его ран, и посылала недовольно ворчащую Зору за бинтами.