Как сделал это Кастор. Его привязанность к Каю (он даже мысленно до сих пор не решался произнести слово “любовь”) стала причиной того, что он принял на себя удар, предназначавшийся его ученику. И в результате этого Кай оказался не меньшей угрозой, чем прорвавшийся в мир людей катахари и разбежавшиеся по всему их измерению инквизиторы.
Он слышал, как сердце Зоры запнулось на миг перед тем, как снова вернуться к уверенному, спокойному ритму. Она ненавидит его за эту практичность так же сильно, как и он сам?
- Он прав, Кира. Тебе нельзя туда идти. Нельзя, чтобы с тобой что-то случилось. Я не… Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
И тон её голоса только усилил грусть внутри Кая. Нет, Зора не ненавидела его, хуже того, она была с ним согласна. Он всегда был для нее образцом для подражания, стал примером и на этот раз, её ужасным, пугающим уроком. Но этот наглядный урок в его лице показывал не опасность потери контроля над демоном, вовсе нет. Он был печальным примером осиротевшего и потерянного человека. И Зора впервые не хотела стать похожей на него. Не хотела терять свою наставницу, которая была её семьей в равной – если не в большей – степени, что и сам Кай. Она не хотела становиться сиротой, подобно ему.
Кира была не согласна. Её сердце билось тревожно и возмущенно. Это сердце боялось и болело за эту девочку, которой она никогда об этом не говорила и вряд ли скажет. Но этот сбивающийся с ритма стук подтвердил для Кая его правоту. Биение её сердца подсказало ему, что Кира закрыла бы собой свою ученицу, не раздумывая ни секунды, отдала бы свою жизнь взамен, не моргнув глазом. Забыв, в какую серьезную опасность превратилась бы её ученица без нее. Совсем как Кастор. Но ведь они не просто так были с ним друзьями.
- Я пойду переодеваться. – подвела итог Зора и решительно протопала в другую комнату.
Кай вновь остался наедине со старшей женщиной. Её сердце билось спокойнее теперь, но Каю казалось, что он слышит в этом стуке новый, болезненный звон.
- Может, тебе стоит отдохнуть немного. – неуверенно проговорила Кира слегка изменившимся, более мягким тоном. Кай знал, что она сейчас окидывает его озабоченным, неодобрительным взглядом.
- Нет. – он покачал головой, вынул из кармана резинку и провел обеими руками по спутанным волосам, собирая их в небрежный пучок на затылке, затем устало потер лицо.
– Нет, чем быстрее мы вернемся туда, тем лучше. К тому же, проблему катахари никто не отменял. Скажи Зоре, что я буду в доме Кастора… в своем. В своем доме.
Кай хотел развернуться и выйти, но почему-то не мог сдвинуться с места. Имя наставника все еще звенело в его ушах осколками стекла, застыло горечью на губах. Только его дом. Теперь уже только его.
- Его предадут огню завтра на закате. – едва слышно произнесла Кира.
Кай знал, что она не просто сообщает ему информацию. Это был её невысказанный вопрос. Но он только неопределенно повел усталыми плечами. Он не хотел присутствовать. Не мог. Он был слишком слаб для этого. Не хотел слышать и чувствовать, как превращается в прах человек, бывший для него целым миром. Если он будет там, смерть Кастора станет слишком настоящей. Станет правдой. А Кай еще не был готов жить в этой новой реальности. Похоже, Кира правильно расценила его молчание. Её сухая тонкая рука вдруг нашла его пальцы и сжала осторожно, но крепко.
- Он был невыносимым сукиным сыном. – прошептала она. – Но без него во всех пяти мирах стало слишком тихо.
Горло Кая сдавило спазмом. Он кивнул, один раз коротко пожал в ответ пальцы Киры и стремительно вышел из её дома. Предрассветный холод впивался иголками в обнаженную кожу его торса, но не шел ни в какое сравнение с холодом, сковавшим его изнутри.
***
Леда тихо приоткрыла дверь в палату, куда поместили Дэна, и неуверенно заглянула внутрь. Палата была рассчитана на пятерых человек, но Дэн пока что был в ней единственным пациентом. Леда знала, что управление госпиталя уже связалось с приютом, из которого Дэн регулярно сбегал, и за ним должны были приехать, когда состоянию его здоровья ничего не будет угрожать. Возникла вполне ожидаемая путаница и заминка, когда выяснилось, что у Дэна нет страховки и оплатить свое пребывание в госпитале он не сможет. Леда уладила этот вопрос, пообещав самостоятельно покрыть расходы на лечение парня. Ему нужны были уход и помощь, и после случившегося Леда просто не могла оставить его одного.
Ей необходимо было поговорить с ним. С человеком, который своими глазами видел те же самые бредовые вещи, которые видела она. Ей нужно было услышать его. Она хотела услышать, как другой человек облечет в слова воспоминания, которым она не находила места в своей жизни.
Он не спал. Сидел на кровати в больничной пижаме, вымытый и причесанный. Из-под пижамной куртки виднелись закрывающие его плечо бинты. Леда медленно вошла внутрь и тихонько прикрыла за собой дверь. Дэн как будто не замечал её, продолжая смотреть в одну точку на противоположной стене. Стараясь не делать резких движений, Леда медленно подошла к его кровати.
- Привет, Дэнни. – очень мягко произнесла она, но, несмотря на её ласковый тон, Дэн все равно дернулся на кровати. Его взгляд все так же был устремлен в стену.
Леда подошла ближе и остановилась рядом с ним, её ноги почти касались края больничной койки. Она внимательно оглядела парня. Лицо Дэна было бледным и осунувшимся, покрывавшие его царапины выделялись на светлой коже злыми ярко-красными линиями. Взгляд пустой, словно за светло-карими радужками никого нет. Леда задумчиво уперла язык в щеку, натягивая кожу. Дэн никогда не был надежным свидетелем, Леда была прекрасно осведомлена о его проблемах с восприятием окружающего мира. Но ведь они были там вместе. Что, если он все же видел что-то еще, что-то такое, чего не увидела она? Что-то важное?
- Эй, - ласково позвала она. – Как ты, дружок?
Вначале ей показалось, что Дэн не слышит её, не видит, даже не понимает, что она здесь. Но затем его лицо слегка дрогнуло, голова сдвинулась на пару сантиметров, поворачиваясь в её сторону. Пустые глаза безразлично уставились на нее. Прошло несколько секунд и Дэн вдруг поднял руку, поднес к её лицу и коснулся припухшей кожи возле её заплаканных глаз. Леда почти вздрогнула от его движения, но ей удалось сдержать себя. Она не хотела его пугать. А лицо Дэна вдруг сделалось грустным, его пальцы ласково, почти с сочувствием погладили её щеку, на которой все еще виднелись уже подсохшие следы слез, проложивших светлые дорожки сквозь грязь на её лице, которую она не до конца отмыла в уборной. Рука Дэна отодвинулась, вернулась на его прикрытые пледом колени, и он вновь молча уставился на так полюбившуюся ему стену. Возможно, он видел на ней ответы на вопросы, терзавшие Леду, только вот для нее они были недоступны.
Она провела с ним еще несколько минут, разговаривая, пытаясь привлечь его внимание, но Дэн ушел слишком далеко. Он по-настоящему испугал её. Леда уже поняла, что никакого разговора не получится, но теперь это не так сильно волновало её. Куда страшнее было состояние, в котором оказался этот безобидный паренек после пережитого стресса.
Леда пообещала себе, что попросит знакомого психотерапевта с четвертого этажа проведать его завтра. С этой мыслью она последний раз погладила Дэна по плечу и направилась к двери.
Нужно было ехать домой. Подумав об этом, Леда остановилась и честно призналась сама себе, что всячески оттягивала этот момент. Поехать домой было самым естественным и правильным желанием. Но теперь к этому желанию примешивался страх, липкий и холодный, пахнущий гнилым мясом. Клоун поджидал её почти что на пороге её собственного дома. Его присутствие, его нападение, черный человек, умерший мужчина – они осквернили и опорочили её дом, её крепость и убежище. Опять. И Леда призналась себе, что ей страшно возвращаться домой, несмотря на то, что сейчас уже было утро и на улице вовсю светило солнце.