- Уходим. – донеслось до Кая и в следующий миг он услышал топот их ног по ступеням.
Они отступили, Кай не имел представления, почему, но сейчас у него не осталось сил удивляться. Он зажал рану в боку рукой в безуспешной попытке не дать себе истечь кровью до смерти, но она неумолимо текла сквозь пальцы, покидая его тело в пугающе большом количестве. Кай сделал несколько неверных шагов, дыша тяжело и с хрипом. Его руки и ноги похолодели, будто он сунул их в ледяную воду. Тошнота свернулась комком у основания его горла, он ослеп и оглох, и захлебывался в крови, текущей в рот из ран на его лице. А затем его ноги подкосились и он тяжело упал, сперва на колени, а потом и вовсе лицом вниз.
Мысли путались и затвердевали, как остывающий воск. Он уже не чувствовал боли, остался один только лишь бесконечный холод. Даже демон заткнулся. На миг перед слепыми глазами Кая пронеслись яркие, цветные картины: мать, перебирающая его волосы и тихо напевающая колыбельную на незнакомом языке; Зора, маленькая и серьезная, с пухлыми коленками, сидящая бок о бок с ним в темном сарае; Кастор, хмурый и подтянутый, с лицом испещренным морщинами, как измятая пергаментная бумага, глядящий на него в центре ритуального капища в лесу…
Окровавленные губы Кая приоткрылись, выпуская тихий, хриплый выдох. В темноте, пожирающей все его чувства, Кай все еще слышал тихий звук, с которым капала на бетонный пол кровь из его ран, унося с собой его жизнь.
А потом не стало и этого.
========== Часть 4 ==========
Леда медленно закрыла за собой дверь своей квартиры, один за другим заперла все замки, развернулась и устало прислонилась к двери всем телом, одновременно делая глубокий и медленный вдох. Она отклонила назад голову, прижалась затылком к успокаивающему своей надежностью дереву двери и закрыла глаза. Леда с трудом соображала, как её зовут и на каком свете (а главное, зачем?) она находится.
Они с Верой все же добрались до полицейского участка, и там Леда в очередной раз убедилась, что с полицией в её стране что-то очень, очень не так. Она честно пыталась рассказать им, что стала свидетелем нападения и возможного убийства в тоннеле метро. Но уже в середине своего рассказа Леда заметила те самые, особые, взгляды, которые кидали на нее детективы. Бедняжка-пережила-стресс-слегка-поехала-крышей-взгляды. Точно так же на нее смотрели, когда она в отчаянии пыталась доказать, что её бывший – не безобидный расстроенный мальчик. История повторялась.
Никто, кроме Леды, не видел этих людей. Даже Вера, едва ли не подпрыгивающая на месте от желания помочь подруге, не могла дать показаний, подтверждающих рассказ Леды. Её вежливо перевели на тему поддельных копов, задали плоские вопросы об их внешнем виде и теме их разговора. В итоге, к концу этого конкретного разговора у Леды сложилось стойкое впечатление, что её списали в ряды ненадежных свидетелей, точно так же, как она сама до этого списала туда Дэна, хоть и надеялась получить от него немного больше той информации, которой владела сама.
С детективами Леда рассталась с горьким чувством взаимного недовольства и сильного раздражения. Вера суетилась вокруг нее, как наседка над цыпленком, и Леде пришлось тысячу и один раз (и еще раз, чтоб наверняка) повторить, что с ней все в порядке и она вполне может остаться сегодня одна дома. Вера проводила Леду до самого дома, возле подъезда крепко обняла и не сказала ни слова, после чего развернулась и зашагала к трамвайной остановке, оставив Леду с чувством вины за то, что повела себя с ней слишком грубо после случившегося в метро.
Погруженная в свои мысли, она поднялась в подъезд и вызвала лифт, а когда кабина, громыхая, спустилась вниз и открылась, то почти лоб в лоб столкнулась со своим соседом. Чен, студент из Китая, не слишком свободно владеющий эллорийским, при виде неё тут же просиял. Он с таким энтузиазмом подставил ей кулак для приветствия, что у Леды даже слегка дернулся правый глаз. Она стукнула по протянутому кулаку своим, одновременно выдавливая приветливую (как она надеялась) улыбку.
- Кэк жисьн, Лейда, кэк рас вернулас с работи? – чуть ли не с благоговением поинтересовался Чен.
Дело в том, что пару месяцев назад Чен, налепивший слишком много китайских паровых пирожков и слишком торопящийся их съесть, вывалился из своей квартиры в коридор, задыхаясь и хрипя, а коварный пирожок свил в его глотке уютное гнездышко, не пропускающее воздух в легкие незадачливого повара. Леда, выскочившая в коридор на звук агонизирующего хрипа, с блеском применила к китайскому студенту прием Геймлиха. С тех пор Чен был уверен, что обязан соседке своей жизнью, и каждый раз при виде неё начинал вести себя, как соскучившийся по хозяину корги.
Леда на миг представила лицо Чена, если бы в ответ на его вежливый вопрос она вдруг решила выложить ему всю правду о своем времяпрепровождении в последние сутки. “Все круто, Чен, вот вернулась из полиции, где меня считают душевнобольной, а до этого застряла в тоннеле метро, где видела призрак своего мертвого психованного бывшего, а потом своего двойника и еще каких-то отморозков, которые вроде как убили там двух людей. Ах да, а ночью на меня напали клоун и мужик, который сунул мне руку в грудь, и совсем не в том смысле, что ты подумал. Ну вот как-то так, Чен. Как сам?”
- Прямиком оттуда, Чен. – ответила Леда, растягивая губы в вымученной улыбке.
- Ох, ти выглидеш устала. Ти слишком манго работаич. – опечалился Чен.
Леда потратила пару секунд на расшифровку “манго” в речи соседа, после чего широко развела руками:
- Если стану меньше работать, еще подхвачу ненароком личную жизнь. Кому это надо, ага? – лицо Чена вытянулось, видимо, он пытался прорубиться через языковой барьер в стремлении понять шутку (шутку ли?) и Леда с усталой улыбкой похлопала его по плечу. - Увидимся, Чен.
Оказавшись, наконец, дома, Леда никак не могла решить, чего хочет больше: а) просто лечь спать, б) помыться и лечь спать или в) выпить и лечь спать. Леда со стоном отлепилась от двери и, ухватившись рукой за стену для равновесия, спихнула ногой сначала один ботинок, затем второй. Вместе с ботинками немного съехали с её ног и носки, поэтому она наступила левой ногой на хвостик правого носка и стянула его, затем проделала те же манипуляции с другой ногой. Куртку она повесила на крючок вешалки и не стала поднимать, вслух послав к черту, когда та свалилась на пол.
Леда прошаркала босыми ногами в ванную, включила свет и мрачно уставилась на свое отражение в зеркале. Лицо бледное и осунувшееся, темные волосы выбились из хвоста и наэлектризовались вокруг её головы, делая похожей на побитый жизнью мрачный одуванчик. Между темными прямыми бровями проявилась коварная морщинка, которая выбирается на поверхность в часы её самой сильной усталости и (иногда) похмелья. Под глазами синие круги такого размера, каких не было со времен выпускных экзаменов, сами глаза помутнели, превратившись из светло-серых в совсем темные. Губы бледные и потрескавшиеся, их уголки угрюмо кривятся вниз.
Её лицо. С этим лицом она живет на свете двадцать девять лет. Она видела, как оно меняется с возрастом, как появляются и проходят на нем мелкие прыщики, она видела, как проявляются на её коже редкие, почти незаметные морщинки, видела, как поседел этот единственный упрямый волосок в уголке её правой брови. Это её лицо. Там, в тоннеле, какоето чудовище – чудовище, повторила про себя Леда, вдруг четко осознав, что это единственное и самое правильное слово, которым можно назвать то существо – украло её лицо, осквернило его, надругалось. Леда чувствовала себя так, будто над ней совершили насилие, куда более интимное и глубокое, чем физическое изнасилование – а она даже не была уверена в том, что увиденное ею происходило на самом деле.
Леда наклонилась ближе к зеркалу, внимательно (и немного – со страхом) вглядываясь в свое отражение. Как должна выглядеть печать сумасшествия? Может ли она заметить её, или для себя будет выглядеть здоровой, в то время как разум её будет сгорать в горячке нахлынувшего безумия?