Клокочущий нечеловеческий стон пролился из её груди. Леда рухнула на колени рядом с телом мертвого брата. За которого она отвечала. Которого должна была защищать от мира, но не защитила от себя. С безжалостной ясностью Леда видела сейчас, что на самом деле произошло. Он даже не понимал, что случилось. Рем просто увидел, как она бросается на него с заостренным камнем и пытался защититься, свалил её на землю и старался обездвижить, чтобы привести её в чувство. Но она оказалась быстрее. Оказалась коварнее. И в тот момент, когда Леда смотрела в мертвые глаза навалившегося на нее Дея, пачкая руки в его крови и вся звеня от извращенно-приятного чувства, вызванного ощущением стали в её руках и в его груди – в тот самый момент на нее в ответ смотрели удивленно расширенные, испуганные глаза её брата, такие же, как у нее, такие же, как у их матери, полные непонимания и боли.
Короткий хриплый вой вспорол пустоту, сорвавшись с губ Леды. Она поднесла руки ко рту, но тут же в ужасе отдернула их. На них была кровь. Кровь её брата. Леда сидела над его телом, раскачиваясь взад-вперед, а подступающее безумие уже хватало её своими липкими пальцами. Оно было таким плотным и ощутимым, это сумасшествие, желающее отобрать её разум и заглушить преступную вину, что Леда и впрямь почти почувствовала его пальцы. Почти почувствовала. Холодные влажные пальцы на своей шее и армию мурашек, разбегающихся по коже от прикосновения.
Леда замерла, затаила дыхание.
Прикосновение действительно было. Кто-то стоял сзади и прикасался пальцами – холодными, но человеческими – к её шее. Не оборачиваясь, не дыша, Леда осторожно нащупала мизинцем рукоятку лежащего рядом сая, тихо потянула его к себе. Рукоятка трезубца, этого орудия убийства, жгла её кожу, как живое пламя, но это этот жар был только в её голове. А холодные пальцы еще раз легонько надавили на её шею и пропали. Но никуда не пропало знакомое уже ощущение присутствия, которое Леда чувствовала сейчас каждой порой своей кожи.
Сжав рукоятку сая, Леда подтянула его к груди, наполовину спрятав за полой куртки. Медленно, контролируя каждое движение, она поднялась на ноги. Нужно было оглянуться. То, что стояло позади нее, никуда не делось. Она слышала тихое дыхание, человеческое дыхание, издаваемое этим существом. Но звук этот, такой естественный, все же не мог обмануть её. Леда знала, кто это. Катахари наконец-то явил себя ей, чтобы сыграть с ней в последнюю игру перед тем, как забрать её с собой.
Только она его больше не боялась. Теперь она знала, что есть на свете чудовище пострашнее этого духа. Этим чудовищем была она сама.
Леда бросила последний взгляд на распластанное на земле тело брата. Неподвижные глаза открыты, лицо застыло восковой маской, кровь все еще сочится из ран в груди. Леда до боли сцепила зубы и одним решительным быстрым движением повернулась, выбирая менее ужасную картину. Чтобы ни являл собой дух, он не мог оказаться большим кошмаром, чем мертвый Рем перед её глазами.
От увиденного Леда даже слегка захлебнулась воздухом.
Она снова смотрела в свое лицо.
Перед ней стоял её двойник, одного с ней роста, в точно такой же одежде. Длинные темные волосы распущены, струятся по плечам спутанными волнами. Кожа немного более бледная, чем у настоящей Леды, с желтоватым оттенком, губы плотно сжаты. Нечеловеческие глаза на имитации человеческого лица: черные провалы, заполненные вихрящейся, движущейся тьмой, будто сотканной из черного дыма.
“Именно такие глаза должны быть на моем лице.” – вдруг подумала Леда. Глаза монстра на лице убийцы. Во рту появился привкус крови и горечи, но Леда не стала сплевывать. Она ждала.
Катахари медленно поплыл к ней. Ноги не касались земли. Зачарованная сюрреалистичностью происходящего, Леда смотрела на свою копию, летящую по воздуху в сантиметрах над землей, сквозь пепел и холод этого страшного мира. Катахари приземлился почти вплотную к ней и Леда могла во всех деталях рассмотреть свое лицо, знакомое и совершенно чужое. Катахари потрудился на славу, скопировав мельчайшие детали её внешности, вплоть до каждой неровности кожи, даже незаметный седой волосок в правой брови. Однако это и близко не могло компенсировать чуждый эффект этих нечеловеческих глаз.
Сердце Леды колотилось высоко в горле, пока она смотрела в эти затягивающие движущиеся омуты. Она вдруг оказалась вне времени, вне пространства, даже не чувствовала собственного тела. Мысли покинули её голову, оставив там гулкую пустоту.
Катахари открыл рот, раздвигая её украденные губы на украденном лице, и Леда увидела внутри этого рта нечто ужасное. Нечто, что она уже видела раньше. В тоннеле метро. Там, внутри этого раскрытого рта, как будто находилась вселенная в миниатюре, посреди которой зияла черная дыра, а в центре её полыхал чудовищный багровый глаз. Живой, злобный и ловящий каждое движение, каждую эмоцию – кусочек мозаики истинного облика катахари. И Леда знала, что если бы увидела духа в его настоящем обличье, то просто перестала бы существовать. Человеческий разум не способен был бы вынести такое зрелище.
Этот горящий глаз смотрел внутрь Леды, в самые глубины её души. И каждая принадлежащая ей секунда боли, горя и отчаяния отражалась жадным, почти похотливым блеском в этом алом зрачке.
Краем зрения Леда видела этот жуткий глаз, но не могла оторвать взгляда от мерцающих провалов на своем лице напротив. Она почти видела, как вихрятся там какие-то образы, которые её разум не мог воспринять. Рука, сжимающая сай, безвольно вытянулась вдоль тела, больше не пряча его, но пальцы все же не разжались.
Жуткое лицо двойника двинулось к ней, приближая этот раскрытый рот. А Леда продолжала стоять неподвижно, очарованная сиянием смерти, как кролик, замирающий в свете фар за миг до столкновения. Глаз, укрытый пещерой этого рта, приблизился еще больше, а в следующий миг губы её двойника коснулись её собственных в смертельном поцелуе. Леда не закрыла глаза. Должна была бы почувствовать отвращение, но не почувствовала ровным счетом ничего. Она теряла себя. Продолжала смотреть в свое лицо, совсем близко, в черный туман вместо глаз, ощущая прикосновение своих губ к своим же, на удивление человеческое. А то, что было сокрыто во рту двойника, глядело в нее через этот извращенный поцелуй.
И оно видело.
Видело белые пятна муки на платье матери.
Видело щербатую улыбку маленького Рема.
Видело фотоаппарат в руке отца.
Такие картины ему не нравились. А дальше оно с восторгом впитывало взглядом черную ленту на рамке фотографии. Множественные следы от уколов на руке Рема. Смотрело на выпотрошенную кошку в луже крови. Смотрело в перекошенное лицо Дея, тянущего её в пустоту за парапетом крыши.
Леда захлебывалась в этих видениях, в этих воспоминаниях, которые не могла остановить, а внутри её головы победно выл омерзительный нечеловеческий голос.
А потом она вдруг увидела чужое воспоминание. Мимолетный отблеск фиолетовых глаз. Высокую беременную женщину с красивым сильным лицом и слепыми зелеными глазами, один взгляд на которую причинял одновременно боль и радость. Затем мальчика в центре лесного капища, с ужасом глядящего на сосуд в руках мужчины в длинной мантии. Мальчика с глазами той женщины, пока что еще зрячими, с лицом, несущим в себе её черты, как отражение в волшебном зеркале. Лицо маленького Кая. Долгий взгляд на него, такого маленького и испуганного, сопровождаемый уколом боли, грусти и давней, глубоко сокрытой ревности.
Эти воспоминания, не принадлежащие ей, понравились катахари еще больше. Как будто именно их он искал все это время. Но их уже заменило другое воспоминание, на этот раз её собственное, совсем свежее.
Скрип лезвия, цепляющегося за кость. Кровь на руках. Расширенные глаза Рема, из которых медленно, неумолимо уходит жизнь. Вновь и вновь. Скрип лезвия. Кровь на руках. Серые глаза. Снова. И снова.
Если бы рот Леды не был занят присосавшимся к ней чудовищем, она кричала бы, бесконечно кричала, пока навсегда не лишилась бы голоса. Но сейчас этот крик звучал лишь у нее внутри, и от этого, казалось, лопаются внутренние органы и ломаются кости.