Когда от проверенного человека, по словам его знакомых, поступило предложение о найме, тот практически сразу согласился — служить пять лет человеку, на сотрудничестве с которым можно было знатно поживиться, накопить на беззаботную старость, казалось тогда мужчине великолепной идеей, ведь так можно было потом и вовсе передать дело сыну, а самому — мирно осесть на каком-нибудь хорошеньком острове.
Когда Бьёрну сообщили, что работать он будет в составе Армады, в которой было немало таких же, как и он, — сделавших войну своим ремеслом, когда он увидел, что все корабли были без знамён, он заподозрил неладное.
Но быстро успокоился, наивный.
Что могло произойти такого страшного, из-за чего могли возникнуть мысли о предательстве нанимателя, которого, вообще-то, тоже наняли, но зачем — неизвестно, думал он тогда.
Подумаешь, кто-то себе остров решил завоевать.
Может, у него не хватало на это людей, но было достаточно денег.
Следующим звоночком было, когда к Армаде присоединились ещё пятнадцать драккаров с различными гербами, один из которых заставил Бьёрна похолодеть.
Лохматые Хулиганы.
Эти бестии немало попортили крови родному племени Ригсона, с которым мужчина уже давно оборвал все связи, став простым морским бродягой без дома.
Он утрировал, конечно.
У него была жена и даже четверо детей — сын и три дочери, но с ними он практически не виделся, ведь его Хельга, как жены остальных ребят из его отряда, жила на маленьком островке, который они отбили у какого-то не особо воинственного и находящегося явно в упадке племени.
А так они бывали редко дома, с родными.
А новости с Родины Бьёрн получал ещё реже — не хотелось ему бередить прошлое, вспоминая все те обстоятельства, вынудившие его покинуть ещё совсем юнцом отчий дом.
Но весть о том, что его родное племя было благополучно завоёвано муженьком средней дочери их вождя, долетела и до Ригсона.
Слишком уж скандальной она была.
Никогда доселе Стоик Обширный не предавал своих союзников, а в этот раз он сделал это столь показательно, столь безжалостно и неотвратимо, что стоило бы задуматься о его умственном здоровье.
Но называть безумцем Вождя одного из двух самых сильных племён Варварского Архипелага все боялись.
И Бьёрн боялся.
Не его пяти корабликам тягаться с флотом Лохматых Хулиганов, закалённым в битвах и только ждущим тех особо умных, кто станет перечить их лидеру.
И вот они, знамёна Олуха.
И едва ли это трофейные корабли.
Значит, их наниматель был дружен со Стоиком, раз тот дал свои корабли и своих людей тому самому Гриммелю?
Это и успокаивало, и тревожило одновременно.
Но самое страшное случилось, когда им наконец сказали, куда конкретно отправится Армада, и зачем она отправится, ведь тогда отказываться, пытаться улизнуть, спастись было бесполезно.
И бессмысленно.
От Лохматых Хулиганов, как показывала недавняя практика многих народов, никто ещё не уходил.
Кроме одного.
Того самого, против кого они шли.
Против Покорителя Драконов.
Против того самого Покорителя Драконов, Хель его подери, который стал убийцей Драго Блудвиста (который тоже был не лыком шит), который, судя по всему, методично выбивал Охотников на Драконов, один за другим безжалостно сжигая дотла их острова, который оседлал Ночную Фурию, в конце-то концов!
Бьёрн очень хотел увидеть своих детей ещё хоть раз.
Но было уже слишком поздно.
Пути назад не было ни для кого, включая всех тех ребят, которые точно так же, как и он, задохнулись от ужаса при осознании того, против кого они собрались воевать.
Надо признать — люди быстро привыкали к хорошему.
К хорошей жизни — тем более.
После того, как появился этот проклятущий Покоритель Драконов, эти самые крылатые твари прекратили без разбора нападать на всех и вся, разоряя деревни, лишая людей пищи перед холодной зимой, когда вся дичь уже попряталась, а вся рыба ушла куда-то.
Люди привыкли к тому, что на них не лился с неба огонь.
К стрелам, к камням и пикам — тоже привыкли, да и не отвыкали они, но…
Но общий враг как-то объединял людей раньше, и теперь, когда его не было, точнее, когда он перестал себя столь активно проявлять, только мирно мелькая на горизонте, перестав на людей обращать внимание, эти люди направили свою воинственную энергию друг на друга.
И это было страшно, на самом деле.
Очень страшно.
Да, люди отвыкли от того, чтобы биться с драконами, забыли их повадки и слабости, уязвимые места и уловки для их убийства, вместо этого выучив всё это у людей.
И идти теперь на того, у кого драконов были тысячи и тысячи…
Конечно, у Бьёрна, как и у любого уважающего себя воина, было на драккарах оружие, способное не только топить чужие корабли, пусть катапульты с хорошей такой горкой камней возле каждой у него имелись, у него было и оружие против драконов.
Но не против такого громадного их количества!
Их отправили на убой.
Они были смертниками.
Но зачем это всё их нанимателю?
Зачем ему было подставлять совершенно незнакомых ему людей, которые ему ничего плохого не сделали, никому из его окружения дорогу не переходили, да и не могли — не те категории у них.
Это глупо.
Это бессмысленно
Это правда.
Когда густая, липкая тьма окутала мир, а солнце, их последняя, а потому и такая бессмысленная надежда, беспомощно утонуло в равнодушном и порою таком безжалостном море, Бьёрн уже смирился.
Что бы там ни задумал их наниматель, он и его ребята уйдут достойно!
Жаль, он не попрощался нормально с женою.
Поссорился с ней, с глупой, и не извинился.
Полная луна, налившаяся каким-то голубоватым, жестоким и холодным светом, смотрела на мир свысока, затмевая своим блеском сияние звёзд.
От этого само небо казалось ещё чернее.
Откуда-то с кораблей, идущих впереди, пришло распоряжение — они остановятся на ночь возле темневшего сейчас невдалеке острова, а часть и вовсе сойдёт на него — необходимо было, на всякий случай, пополнить запасы пресной воды, ведь сколько им плыть, было неизвестно.
Им — неизвестно.
Бьёрн знал — нисколько.
Никуда они уже не поплывут.
И те огоньки, сотни, тысячи огоньков, чем-то напоминавших звёзды, но только намного ближе, на земле, зажегшихся в этой беспросветной тьме, были тому прямым подтверждением.
В повисшей тишине послышался отдалённый и расстоянием заглушённый, но там, вблизи, явно громкий боевой клич.
И небо вспыхнуло алыми разводами.
И полился с этого самого неба огонь на палубы кораблей, где сонные и ничего не подозревавшие люди не сумели вовремя среагировать, за что и поплатились.
Смотреть на то, как его ребята горели заживо, не хотелось — детские и юношеские воспоминания были слишком яркими.
В плохом смысле.
Послышались крики, и воины решили оправдать своё название, стреляя в проклятых тварей и даже иногда попадая, благо зарево от горящих кораблей помогало не потерять в темноте этих порождений мрачного Хельхейма.
Вдруг послышался знакомый всему Варварскому Архипелагу свист, причем — многократный.
Сердце Бьёрна ушло в пятки.
Несколько Фурий.
Несколько.
Не одна.
Это конец.
Грохота взрыва мужчина практически и не услыхал, ведь тот был заглушён стуком его собственного сердца — он всё же был человеком, и ему, как и любому иному, было до безумия страшно.
Да, он тоже стрелял из арбалета.
Да, он тоже попадал, и раненые твари падали с громким воем в воду, а некоторые — на палубу, где их уже практически без потерь, разъярённые их коварством, добивали люди.
Неужели остальные не видели этого?
Это не твари такие умные были, о нет!
Просто руководил ими человек.
Вдруг на палубу корабля Бьёрна, оглашая свой позорный путь, упал раненный кем-то Змеевик, бешено сверкавший своими орехового цвета глазами, зашипевший и попытавшийся отползти, броситься в море.