Сбежать.
Спастись.
Улететь.
Но с пятью стрелами в теле сделать ему это было весьма проблематично, судя по всему.
Как сумел заметить мужчина, глянув мельком вдаль, твари оказались умнее тех, что зачастую нападали на острова (выдрессировал их, что ли, Покоритель Драконов?), ведь они не бросали своих раненых товарищей.
Спасали их.
Часть драконов, причём значительная, не одной восьмой от общего числа, подбирала выбитых из строя, утаскивая их куда-то во тьму, за которую проникнуть глаз Бьёрна уже не мог.
Однако этому Змеевику не повезло.
Вообще, воткнувшаяся в грудину секира ещё ни у кого не способствовала здоровой жизнедеятельности, пусть это и не убило на редкость живучую тварь.
Чтобы успокоить озверевшего от боли дракона, залившего своей кровью деревянные доски палубы, пришлось ещё с десяток стрел всадить в него, а ведь не все попавшие стрелы наносили урон серьёзнее, чем от царапины — толстая кожа была у тварей, и, пробравшись в его слепую зону, пробить кинжалом череп.
При этом, во время этого их подобия на танец со смертью, Змеевик направо и налево швырял свои шипы, и некоторых его ребят ими зацепило.
О них можно было забыть.
Им уже было не помочь — найти противоядие против той дряни, что содержалась в их шипах, сейчас было невозможно.
Ну и пусть!
Их подвиг воспоют потомки.
А они, пируя в Вальхалле, сидя возле своих отцов и дедов, будут наблюдать за этим.
Да, этого Змеевика, вёрткого и подвижного, несмотря на его ужасные раны, от одного вида которых желудок выворачивало наружу, а уж кто-кто, но Бьёрн был не из числа слабонервных, убить было действительно трудно.
Но можно.
Всех можно убить.
Но не все могли это сделать.
Неожиданно их драккар сильно качнуло — и Бьёрн еле удержался на ногах, ухватившись за то, что осталось от мачты, и не упал, и некоторым не так повезло и они, поскользнувшись в той луже крови, что натекла от тела дракона, упали.
Кто-то, ударившись виском об острый и твердый как кость шип, затих сразу.
Кому-то не повезло выскользнуть, выпасть за борт, где их уже точно ничего хорошего не ждало.
Бьёрн распрямился, преодолевая появившиеся в глазах черные и зелёные круги от резко прилившей к голове крови, и уже спокойно посмотрел на прошедшую через огонь, которым был объят теперь его корабль, закованную в броню из кожи Ночной Фурии чёрную Фигуру.
Покоритель драконов.
Что же, вот и всё.
Добегался.
Довоевался.
А он ведь так и не попросил у жены прощения за свою грубость.
Следом за Чёрным Воином вышел из пламени и его дракон, и горящие потусторонним зелёным светом глаза Злобного Порождения Молнии и самой Смерти прожигали душу Бьёрна.
Мужчина для вида принял боевую стойку, но он уже прекрасно понимал — бесполезно.
Неуловимо быстрое движение и…
— Прости меня, Хельга, — только успело сорваться с его губ.
…и голова Бьёрна одиноко покатилась по залитой кровью палубе, а тело его, закованное в кольчугу, которая не сумела стать преградой для колдовского меча, словно выкованного из самой тьмы, грузно осело.
— Прости меня, и да будет Мир твоей Душе, — послышался глухой шёпот Покорителя Драконов.
***
Когда он отдал приказ нападать, он сначала смутился — слишком легко.
Подозрительно легко.
Около двух десятков кораблей, из примерно сотни, практически сразу вспыхнули, однако их экипаж до последнего сопротивлялся своей судьбе, и его драконы один за другим падали в холодное даже в это время года море.
Конечно, люди были умны.
Они учились на собственных ошибках, этого у них было не отнять, и они прекрасно поняли, уже очень и очень давно, что бить надо было в крылья и хвосты.
Его самого этому учили когда-то.
«Сбитый дракон — мёртвый дракон!»
Они и били.
Те, кто упал, может быть и погибли бы, не предусмотри Аран и подобный вариант — немалая часть собранных на этом клочке земли драконов были здесь именно для того, чтобы вытаскивать раненых в безопасное место.
Но Аран чувствовал, как странным, своеобразным криком в энергии, его окружавшей, раздавался звон оборванных жизней.
Это было неприятно.
Это пьянило.
Он краем ума понимал, что это — не нормально.
Всё, что с ним происходило в последнее время, — не нормально.
Но иначе было нельзя.
Аран зло поджимал губы и наблюдал с уступа за битвой, отдавая по ментальным связям приказы, корректируя на ходу план и поначалу — не вмешивался в происходящее, изучая противника.
Не такие профессионалы, как Охотники, вот уж чего у них было не отнять — они в тех моментах всегда брали численным перевесом, причём значительным, и, конечно же, элемент неожиданности всегда играл свою роль.
Но и не неженки с более южных островов, да.
Это было плохо.
Численное превосходство всё ещё было на стороне Арана, но корабли, располагавшиеся ближе к центру, явно были оснащены лучше тех, что были по краям, и потому именно из центра методично, одного за другим, но его драконов выбивали.
Да, уже были безвозвратные потери.
И это бесило.
Так.
Держать себя в руках.
Только бы не сорваться…
Только бы не сорваться!
Видя, как его драконы, отобранные из числа добровольцев, перед которыми он озвучил задачу и спросил, кто готов был умереть за своего Короля, один за одним погибали, Аран ощущал, как его начинала душить ярость.
Луна, светившая в глаза, только раздражала.
Что же… Пришла пора выйти на сцену Алору и его «фурёнышам», а вместе с ними и самому Кровавому Владыке.
О том, что некая Армада двигалась в сторону территорий Драконьего Края, Аран знал ещё за несколько дней до того, как они добрались до самой границы — Сеть работала исправно.
За кораблями следили, рассчитывая место, в котором они пересекут границу.
Место, в котором их надо было перехватить.
И рассчитали.
И нашли.
И вот — результат.
Приблизившись к месту, назвать это полем было уж точно нельзя, битвы, Аран даже глаза прикрыл — практически родной запах крови, боли и чужого отчаяния перемешался с копотью и палёной плотью.
Запах его победы.
Горький, практически тошнотворный.
Как и сами его победы, по сути.
Но он клялся делать всё, чтобы защитить свой народ, свою стаю, которая доверила ему свои судьбы, свои жизни, свои Души, свои семьи, в конце-то концов!
И обманывать их доверие было нельзя.
Непростительно.
Он стал Кровавым, чтобы они не были больше ими.
Он раз за разом окроплял свои руки в чужой крови, чтобы это не приходилось делать его подданным, чтобы их не заставляли нападать на людей и непременно погибать.
Ведь сейчас с его стороны бились добровольцы.
Только они.
Он мог приказать, но зачем?
Чем он был бы лучше той же самой давно покойной Красной Смерти, в таком случае?
А чем он лучше был сейчас?
Неизвестно.
Конечно, его драконы были слепо верны ему, уж не знал он почему, как ни искал ответ — найти его так и не сумел, и потому могли прийти сюда, даже не осознавая, что их ожидало.
Не готовые сражаться.
Не готовые убивать.
Не готовые умирать.
Но думать об этом было уже слишком поздно — жребий был брошен, битва была уже в самом разгаре, и ничего изменить уже было нельзя.
Просто невозможно.
Они сражались за него.
И он сражался за них.
Рубил головы с плеч, колол сердца, стараясь быть милосердным в собственной жестокости — чтобы не мучились его противники, чтобы не могли их Души проклинать Арана за причиненные страдания.
Они даже не успевали ничего понять.
Ничего они не успевали.
Даже закрыться.
А вот этот успел — попросить у кого-то прощения, перед тем, как и его голова заскакала по пропитавшимся кровью, провонявшим болью и бессильной ненавистью доскам.
И Аран просил прощения.
У всех них просил.
Души были едва ли виноваты в преступлениях единственного своего Разума, и ненавидеть Души смысла не было.