Когда на следующий день она в группе остановившихся на отдых путешественников увидела человека, столь похожего на её Врага, только он был моложе, она едва не закричала.
Когда она встретилась с ним взглядом — в его глазах не было ни капли узнавания, но смотрел от так знакомо, так снисходительно и чуть насмешливо, что она не выдержала.
Перед тем как опять провалиться в блаженную темноту, она почувствовала, как её кто-то подхватил, и это точно был не брат, чей голос послышался издалека, но слов вновь было не разобрать.
Последним, что она успела увидеть, были такие знакомые бледные глаза непонятного цвета.
***
Таир нёсся быстрее ветра, лук в руках лежал так правильно, что становилось ясно — вот оно, её место: верхом на коне, галопом мчащемся по степи навстречу другому всаднику, и за спиной слышались ржание и топот коней других воинов её племени.
Ни бьющий в глаза ветер, ни скорость несущегося Таира не мешали Айше прицелиться и выстрелить.
Стрела полетела именно так, как она и рассчитала, и сшибла меховую шапку с мчащегося навстречу всадника, чей конь встал на дыбы и с громким ржанием остановился.
Девушка тоже остановила Таира, он и подбитый ею всадник одновременно спешились и пошли навстречу друг другу.
— Ты промахнулся.
На лице мужчины было столько насмешки, за которой прятался ужас от промелькнувшей совсем близко смерти, и только волею случая, по его мнению, эта самая смерть, которую несла ему её стрела, прошла мимо, что Айша не сумела сдержать собственной усмешки.
И она прекрасно знала, что издалека похожа на мужчину, а потому многие неправильно определяли, кто она есть. По мнению девушки это было даже забавно.
— Я и не собиралась убивать тебя, — сказала сдержанно, но со спокойной гордостью Айша.
— Женщина? — поражённо спросил всадник.
За их спинами остановили своих коней и спешились остальные всадники обоих племён, готовые в любой миг броситься в атаку на предполагаемых противников.
Видимо, в племени её собеседника было не принято позволять женщинам заниматься военным искусством, но Айша на подобные вещи смотрела насмешливо.
Её народу было не до соблюдения глупых и замшелых традиций давно сгнивших в земле сумасбродов — они выживали.
А Степь не прощает глупцов.
И слабаков.
Их же задача была намного сложнее простого кочевания ради жизни — они охраняли границы своей святыни, готовые умереть, но не позволить ни чужакам, ни глупцам из соседних племён осквернить её.
И потому не было ни сил, ни желания ослаблять собственный народ — если ребенок мог держать оружие в руках и был способен удержаться в седле, то он становился воином, и не важно было, мальчик ли то был, или девочка.
— Я — Айша, дочь Амира, — веско сказала девушка, — из Стражей Чёрных Гор.
Узкие глаза, доселе наполненные удивлением, сверкнули пониманием
— Кабур Не’та Тал?
Она медленно кивнула, с превосходством смотря ему в глаза.
Слова на Древнем языке приятно грели слух, а уж понимание того, что этот человек, её собеседник — был способен их хотя бы произнести, и вовсе вызывало желание улыбнуться, которое она, впрочем, подавила — не до милых улыбочек было, когда чужаки пришли на территорию к её народу, столь близко подойдя к границе начала Гор.
— Моё имя Олад, сын Бьява. — представился мужчина. — Вождь племени Ритта.
Об этом племени Айша слышала от своего отца.
Ритта были очень суеверны и в некоторых вопросах неоправданно жестоки. А это вызывало в девушке лишь омерзение — в её представлении не было ничего более злого, чем зря пролитая кровь.
Особенно — кровь невинного.
Да, родственные её народу племена поклонялись как своему предку — Волку. А волки были воинами — честными и сильными. Жестокими, но справедливыми.
И именно поэтому, если долг того требовал, Айша могла оборвать чужую жизнь без колебаний, но просто так, без веской причины она бы этого не сделала.
Более того, она и другим бы этого не позволила.
Ведь так завещали её народу их предки — нести честь и справедливость другим племенам.
— Значит, как вождь, вы должны понимать, что не стоило вам появляться на нашей территории.
***
Последний перелёт до Большой Земли подходил к концу. Путь в десятки островов оставил множество самых разных воспоминаний и впечатлений. А ведь это — далеко не конец их пути и даже не половина, ведь впереди была самая сложная и вместе с этим самая простая часть путешествия.
С высоты полёта Арану был виден только предрассветный туман, а за ним — неясные, размытые серовато-голубые силуэты-полосы.
Привычная уже для юноши картина. Подобный вид ему открывался при подлёте к каждому крупному острову.
Вот только дальняя, едва заметная линия, обозначающая берег, становилась всё более и более изрезанной, поломанной, и вдруг юноша осознал, что-то странное нечто, которое он принял по глупости своей за отражение в море, было равниной.
Отсюда, с невообразимой для человека высоты, из-под самых облаков открывался просто невероятный вид.
Даже не на десятки — на сотни километров вокруг вслед за привычными прибрежными скалами расстилалась бескрайняя, изрезанная холмами равнина, почти полностью заросшая лесом, золотившимся осенней листвой, разбавленных там и тут багровыми пятнами.
Лишь изредка мелькали проплешины полян — тоже золотистых. Трава, выгоревшая под наверняка знойным здесь солнцем, была, скорее всего, сухой и ломкой.
Серебряной лентой вилась широкая, спокойная река. Он, со своим прекрасным зрением, видел парящих над ней птиц, наверняка оглашавших округу своим громким и немного неприятным криком.
И вот! Небольшое стадо оленей, пришедшее на водопой!
Все внизу кипело жизнью, кричало о том, что все его проблемы несущественны.
Вот она — жизнь!
Всюду! Вокруг!
— Ты чего застыл? — усмехнулась дракониха, повернув голову в сторону юноши и скосив на него глаза.
Восторг на лице детёныша, как Айва про себя называла этого человеческого юношу, был непередаваем.
Столько чувств, которые невозможно описать словами. Они иссушат, уменьшат впечатление, сделают его более блёклым. Но по связи эти эмоции транслировались прекрасно.
— Это невероятно! — только и сумел вымолвить Аран.
— Мне нравится то, что мы побывали на стольких островах, а ты не утратил свою способность восхищаться.
Айва искренне радовалась за человеческого детёныша. Она-то многое уже повидала, пусть и была ещё совсем молодой и опыта имела не так много, как хотелось бы, и отвлекаться на красоты мест, где она бывала, было даже опасно.
Только птенцы могли смотреть на мир с таким восторгом, и то, что боль, причинённая этому малышу, почти ушла, радовало Змеевицу.
Она теперь точно знала, что будет лететь по самым красивым местам, лишь бы видеть, что детёныш рад. Что он забыл о своей печали хоть на мгновение и просто и бесхитростно наслаждался миром.
Что малыш, лишившийся своей стаи, оправился от своей потери.
Она научит его выживать, как родное дитя.
Поможет ему встать на крыло.
А потом, когда придёт время, отпустит в свободный полёт.
Пусть у них были только дни пути в её родное гнездо — потом ей придётся расстаться с этим странным и столь необычным детёнышем. Ей хватит этих дней! Она даст ему всё то, что нужно, чтобы залечить рану в душе.
Было невыносимо печально, что Фурии наверняка заинтересуются тем, кого один из потерянных сыновей их Гнезда назвал своим братом. Они наверняка заберут у неё мальчика, даже если он не являлся одним из них. Даже если он был самым обычным человеком, без тех способностей, которые она могла в нём ошибочно разглядеть.
Да вот только разве ж могла она ошибиться? Разве могли простые люди говорить с драконами?
Нет…
Он точно был Стражем, и не быть им рядом, вместе, как одной семье! Нет у них времени больше, чем те дни, что остались от их путешествия…
От этих мыслей становилось ещё горше.