Видеть в них себя было неприятно.
Понимать — тем более.
Но…
Что такое девятьсот семьдесят два дракона по сравнению с оставшимися двадцатью девятью тысячами?
Капля в море.
Особенно учитывая плодовитость драконов, и то, что за каждые три года примерно такое количество взрослых особей прибавляется, да и при том, что общая численность любого, абсолютно любого Гнезда никогда не учитывала птенцов — не принято было.
Но взять ту же цифру и рамках полугода — становилось страшно.
Просто страшно.
Но не бунта боялся Аран, его возможность была настолько ничтожна, что задумываться о ней не приходилось, а паники в рядах драконьих — а неминуемо последовавшей за ней ярости и жажды мести, новой и новой жестокости.
Начала войны на уничтожение.
В случае её начала Аран, как бы то ни было, в собственной победе не сомневался, но то, какой ценой могла бы даться ему это победа…
Это того не стоило.
Столько жизней — в угоду своим амбициям положить он всё ещё не способен.
И вряд ли когда-нибудь будет.
Но всё же одно сообщение сумело выдернуть Арана от Берсерков — когда ему рассказали об уничтожении двух островов, на которых находились Малые Гнезда.
И теперь, идя между укрытых одеялом из крупных хлопьев снега, уже который день валившего с тяжёлого, хмурого неба, растерзанных драконьих и людских тел, Аран, стараясь не показывать Алору своих красных от слёз глаз, желал всем им Мира, счастья и лёгкого пути.
Но в душе его всё оборвалось, когда он увидел самые крохотные трупы.
Как раз в это время стали появляться детёныши, как раз в это время все самки были наиболее агрессивны, что, конечно же, вызывало ответную и вполне аналогичную реакцию со стороны людей…
Десятки…
Сотни…
Почти тысяча маленьких птенцов, которые так и не увидят мир, не отправятся в свое Великое Странствие, не научится летать, не сумеют найти свою пару, никогда не найдут себя в этой жизни.
Потому что этой жизни у них больше не было.
Нет.
Такое не прощают.
И Аран не простит.
Будь ты проклята, Валка!
***
Сатин устало глянула в ничуть не изменившуюся за время её пути даль — всё так же её окружало бескрайнее чёрное пространство, усеянное мириадами огоньков-звезд.
Тропа тоже не менялась.
После того, как Мирослава, внезапно оказавшаяся намного сложнее, чем была на первый взгляд, указала наконец ей на тот путь, по которому она сумела бы вернуться назад, домой, в свой мир, прошло уже неопределённое большое количество времени, а ни конец её дороги, ни даже развилка не предвиделись.
Только прямой и бесконечный Путь — что вперед, что назад.
Монотонность окружавшей её картины сначала просто раздражала, потом приводила в настоящее бешенство, вплоть до попыток разбить «стеклянную» Тропу, по которой она всё это время шла, чтобы создать хоть какое-то изменение.
Не получилось.
Потом пришла какая-то меланхолия напополам с необоснованной печалью.
Потом — лютая тоска по дому и нормальной жизни.
По небу, такому разному в разные времена суток и года, когда-то практически артериально-алое, когда-то — вот такое же чёрное, когда-то кристально-прозрачное, голубое; по солнцу, напекавшему ей макушку, по морскому ветру, свежему и влажному, по тенистым лесам, по ощущению полёта и бездны под крыльями верной подруги.
Потом пришло равнодушие.
А путь всё не кончался.
А кончится ли?
Комментарий к Глава 7
Ну как-то так.
Аран и Сатин:
https://vk.com/wall-147969315_61
Мирослава в Звёздном Круге:
https://vk.com/wall-147969315_60
========== Глава 8 ==========
Уже полгода, с самого поражения в битве с Драконьим Покорителем, он искал вернейших своих последователей, которых много лет назад собрал по всему миру в своих странствиях, и которых с легким сердцем отпустил, позволив им самостоятельно воплощать его великую задумку.
Гриммель с гордостью мог назвать этих людей своими учениками.
И называл.
Закончив свою амбициозную и, как ему тогда казалось, весьма успешную Охоту на Фурий, мужчина решил не впадать в меланхолию от безделья и просто нашёл себе занятие — поиск Одарённых детей.
И талантливых взрослых, конечно же.
Их он находил, и даже иногда мог с ними поговорить, но, зачастую, эти люди были слишком далеки от всех этих высоких материй и отрываться от своих повседневных дел не желали.
За свои скитания Гриммель нашёл двадцать три Одарённых, из которых за ним пошли только четверо.
Удручающая статистика.
Уже теперь, разложив по полочкам у себя в голове события последних десяти лет, мужчина с удивлением осознавал, что ему до жути… обидно и досадно, что в ту судьбоносную встречу ничего не предпринял.
Ведь тогда ещё можно было попытаться переманить на свою сторону потенциально невероятной силы Стража и сильнейшую за последние века Видящую.
Успокаивало только то, что по отношению к ним, к этим Видящим, ни в коем случае нельзя было применять силу — мироздание не отблагодарило бы его за страдания ценнейших из Одарённых, и потому, по правде говоря, у него не было шансов сманить ту Провидицу.
И Стража, судя по обстоятельствам, — тоже.
Но простая человеческая жадность!
Они должны были стать его учениками, они должны были идти у него за спиной, воплощать его великую Идею — вернуть всю силу Одарённых роду людскому, дабы уже посланники воли Небесных Странников вершили человеческие судьбы, создавая с каждым поколением все более и более совершенный мир.
А стали врагами.
Что же — на всё Воля Древних.
И теперь Гриммель найдет всех тех, кто преклонил пред ним колено, клянясь в верности его учению.
Найдёт и поведёт вперед.
К победе.
Этого врага придётся уничтожать особенным способом.
Отобрать у него всё, что было ценным, таким дорогим его всё ещё человеческому, стало быть, всё ещё жалостливому сердцу.
Заставить осознать себя монстром.
Монстром, которым Аран и являлся.
***
Дагур и сам не понял, как так произошло — то ли дурной, но до крайности показательный пример Арана оказал на него такое влияние, то ли Мирослава мозги на место сумела-таки вправить, но всю эту компанию по завоеванию новых территорий он полностью остановил.
Наверное, всё же Провидица.
Пусть в её поддержку выступал тяжёлый взгляд Драконьего Владыки.
«У тебя людей меньше, чем земель, которые надо осваивать!»
Что правда, то правда — в своей жадности Дагур оказался чересчур неосторожен, не боясь тратить человеческие ресурсы там, где можно было бы их и сэкономить, даже если это просто наёмники, а не его Берсерки.
И это аукнулось тем, что земли у него было и правда слишком много по меркам Варварского Архипелага, а вот укрепиться на ней, построить там деревни он… забыл.
И Мирослава не напомнила.
«Люди забыли вкус хлеба! Они питаются мясом и рыбой!»
Какие зерновые культуры? Какие овощи и фрукты? Какой домашний скот, когда они пропадали в бесконечных походах?
Слишком гордые.
Слишком глупые…
«Хочешь воевать? Иди и наведи порядок в своём собственном народе!»
О нравах, что со временем стали царить в рядах его армии, Дагур слышал — и совершенно не был этим доволен — действительно, нужно было наводить порядок.
«Хочешь славы? Стань для Берсерков тем правителем, на имя которого будут все дети твоих детей, и их дети тоже. Стань великим, подними на вершину свой народ сделай его независимым. Выращивайте всё сами. Разводите скот сами».
А тут и говорить нечего.
Куда не ткни — Мирослава была бесконечно права, попадая в самое больное лаконичными своими фразами, или иногда, в моменты хорошего настроения, озаряя народ своим красноречием.
И если первые несколько лет Мирослава, по всей видимости, только обживалась, стараясь по мере сил не наглеть, то теперь она, жена одного из его ближайших сподвижников, его Советница, взяла своего Вождя в оборот, не стесняясь указывать Дагуру на его ошибки и просчёты.