И Инга была счастлива.
Правда.
Неожиданно свалившаяся на голову Валка, которую по юности своей она когда-то проклинала за холодность их мужа, оказалась виновницей этого счастья.
Сердце подсказывало женщине — осталось совсем чуть-чуть.
Совсем немного.
И она будет свободна!
***
Хеттир с облегчением поняла, что совсем недолго ей осталось до конечного пункта её путешествия — Драконьего Края.
Оказавшись на территории Варварского Архипелага, уже совсем немолодая Фурия с радостью поняла, что не надо ей больше скрываться от всевидящих очей Адэˈн, которая не имела здесь власти.
А сдаться на волю Драконьего Владыки не было страшно — он был справедлив.
О том неустанно твердили все.
Но вдруг Хеттир ощутила знакомый След, причём — очень свежий, и его подновляли явно регулярно, что было само по себе удивительно.
Любопытство взяло верх над опытом, и Фурия отправилась по этому Следу.
— Наставница?
Чужое присутствие оказалось неожиданным.
Неужто стареет?
— Венту?
***
Однообразность явно не собиралась меняться, но и к ней Сатин относилась теперь равнодушно — это явно было испытанием её терпения, ведь, как рассказала Мирослава, стоило только шагнуть с Тропы, как Душа её окажется вновь в Кругу, но оттуда выйти сможет лишь для того, чтобы продолжить Великий Путь.
Чтобы вернуться домой, надо было до него именно дойти.
Благо её хоть не мучали голод и жажда — их словно не существовало в этой полной звёзд Бездне тишины.
А тропа иногда проходила совсем рядом со странными, словно хрустальными мостами, созданными столь искусно, столь совершенно, что сердце замирало, при одном только взгляде на их величие.
И пустоту.
Если Боги и существовали когда-то, то они просто сбежали.
Бросили их.
Или, быть может, умерли.
Попадались Сатин и замершие в смертельном безмолвии громадные и такие одинокие пирамиды, сквозь которые струился и странно преломлялся свет звёзд, делая его совершенно нереальным, завораживающе холодным, отстранённым и спокойным.
Всё здесь лучилось спокойствием.
Божества, которым неизвестной цивилизацией были построены эти Храмы прямо в этом безграничном пространстве, уже давно не заглядывали в свои обители — быть может, уже тысячи и тысячи лет.
Может — больше.
Как напоследок просветила девушку Мирослава — этот странный и невозможный с точки зрения людей мир просто не существовал для них, был для них недоступен, ведь он, пусть тоже созданный Древними, являлся уже другим измерением.
Той самой Гранью.
Воспетой многими поэтами из самых разных времён, народов и даже миров, священная Грань между Жизнью и тем, что простые Разумные называли Смертью.
А что за ней — дальше, Мирослава не знала.
Или дала вид, что не знала.
Кто её поймёт…
Тем не менее, когда путь позволял это сделать, проходя прямо сквозь покинутые Храмы, Сатин не отказывала себе в возможности хоть как-то скрасить всё это однообразие.
Внутри Хрустальные Пирамиды, как их про себя назвала девушка, были совершенно запутанными и непонятными — колючий звёздный свет проходил сквозь стены без каких-либо препятствий, но, тем не менее, видеть сквозь стены было совершенно невозможно.
В Сердце Храмов неизменно встречались круглые алтари, на которых, казалось, застыло время и не высохла кровь последней жертвы, пусть по исчислению её родного мира прошли уже многие века.
А последняя оказалась и вовсе — особенной.
Она напомнила ей Зеркальные Лабиринты.
Такие описывал один из Странников в своих дневниках, и, по его словам, только чудо не дало ему потеряться в тысячах собственных отражений.
И ей помогло только чудо.
Сотни её отражений смотрели на Сатин с самыми разнообразными выражениями лиц, и все они были в разных одеждах, говорили на разных, но в то же время столь похожих, языках.
И это при том, что Сатин — молчала.
Молчала, чтобы случайно не потеряться в бесконечном гуле сводящих её с ума голосов, тянувших к ней свои руки Отражений.
Сердцем этого Лабиринта оказался всё такой же Круг.
Сердце дрогнуло.
Оно?
Не оно?
Сатин, чуть прикрыв глаза, подошла к стоящему прямо напротив неё зеркалу, мельком заметив, что прохода, по которому она попала, уже почему-то не было.
Стекло, или что это там такое, было очень холодным.
Под внимательным взглядом Отражения, не ставшего повторять за девушкой её действия, Сатин медленно, словно нерешительно или в каком-то трансе, поднесла свою левую ладонь к губам.
Кожа была бледной и всё такой же, как и весь мир вокруг, холодной, буквально ледяной.
В колючем свете блеснули белые, острые клыки.
Миг.
Горячая, столь неожиданно горячая во всём окружавшем её безумии кровь брызнула, алыми лентами прокатилась по предплечью, крупными каплями собираясь на локте.
Ещё миг.
Звук разбившейся о твёрдый пол капли показался слишком громким.
Оглушительным.
Отражение оскалилось угрожающе, попятилось в нахлынувшую тьму, когда Сатин обмакнула указательный палец правой руки в той крови, что набралась в сложенной в горсть ладони.
Боль ощущалась лишь где-то на краю сознания.
Не важной сейчас она была.
Отражение зарычало, забилось словно в агонии, рухнув на пол, но Сатин не обращала на это внимание, старательно и аккуратно выводя на холодной поверхности один символ за другим.
Ещё буква.
И ещё…
Все.
Отражение распрямилось, что-то невнятно шепча, но каждое слово неизвестного языка впечатывалось в сознание, калёным железом выжигаясь в памяти, а сама Сатин, устало вздохнув, попятилась прямо в центр Круга.
Отражение вдруг поплыло, принимая уже облик самой девушки, повторяя каждое её движение, и вот они улыбнулись друг другу.
Вновь звонко разбивая тишину, упала алая капля на пол, попадая на какие-то прожилки и символы в Круге, сразу мягко, но весьма заметно налившиеся фиолетовым светом, который рос и множился, затапливая и Зал Круга, и всю Хрустальную Пирамиду, и весь мир, куда дотягивался взгляд.
Больше Упорная Страж ничего не видела.
И не ощущала.
Да и не было её в Круге.
Никого не было.
Только одинокое «Satin Aran» осталось темнеть в опустевших зеркалах.
Время вновь замерло.
***
Вот уж кого-кого, а её встретить на Олухе вновь Астрид ну никак не ожидала!
А Валка продолжала невозмутимо гулять по острову в сопровождении Инги, словно они не должны ненавидеть друг друга только за один факт своего существования.
То, что Валка все эти несколько лет явно жила с Араном, не зря Мала говорила что-то про его мать, нисколько не смутило девушку, кстати, с определённой точки зрения она была абсолютно права в своих действиях.
Да, вообще — что такое правда?
Это эта самая точка зрения.
Чья-то.
Да, они все правы!
Но — по-своему.
Если изначально Астрид порывалась всё рассказать Стоику, то, видя счастье нашедших друг друга вновь супругов, не решилась разрушить их идиллию — да и слова Сморкалы о том, что Аран отпустил его, когда мог убить, и даже был бы в своём праве, останавливали от необдуманных решений.
Не зря.
Да, Астрид была рада за своего Вождя, чисто по-человечески, но когда-то она поклялась себе, что, хоть предавать Стоика она не стала бы, она в качестве мести за убитого дядю просто однажды не придёт к нему на помощь.
И что-то говорило девушке — конец близок.
Совсем скоро.
Ещё чуть-чуть…
Вообще, Астрид с удивлением поняла, что устала от пути, который когда-то избрала для себя, — устала быть несгибаемым воином, тем самым дубом, что обязательно сломается в самую страшную из бурь.
И сломался, видимо.
Чужое счастье заставляло по-белому завидовать.
Тоже хотелось просто человеческого тепла, уюта и покоя — не прельщала больше слава, роль независимой и сильной стала для неё слишком тяжела, броня, что скрывала нерешительную, напуганную и до слёз одинокую девочку, треснула.