Треснула в тот самый миг, когда она в ужасе пыталась сделать вдох, и не могла — стальная хватка на горле была неумолима.
Треснула, когда она осознала свою реакцию — ей хотелось не встать и с боевым кличем броситься на врага, заставить его заплатить за причинённую боль, а сжаться, закрыться руками, словно это могло помочь, и заплакать.
Чтобы сжалились.
Чтобы оставили в покое.
Но приросшая к лицу маска воительницы заставила играть свою роль до конца, выжимая из души все силы, и теперь, эмоционально истощённая, за столько месяцев не отошедшая от потрясений, Астрид запивала свою боль алкоголем, а в моменты трезвости напросилась в помощницы к Готти.
Старейшина покряхтела, повозмущалась для вида, заехала посохом по загривку и взяла к себе Хофферсон.
Лекари всегда были нужны.
Воюющим племенам — в особенности.
***
Приказ Короля был странен.
Привести самых отчаянных бойцов к Олуху.
Конечно, Аран бывал непонятен, иногда даже непоследователен, нелогичен, а иногда — чересчур, просто пугающе прост и предсказуем, но в этих случаях — неотвратим, и последствия у таких его приказов были самыми разными.
Но страшными.
Тагуш понимал — по его оплошности, ведь то, что драконы недостаточно серьёзно подошли к выполнению его приказа, должно было быть сочтено его виной, многие отряды занялись поисками пропавшей (или, такой вариант нельзя было полностью исключать, похищенной?) матери Короля, упустив из виду угрозу со стороны викингов.
И это обернулось катастрофой.
Дети — это будущее.
Их будущее.
Но вместо того, чтобы радовать мир и родителей своими успехами, оно лежало в холодном снегу, истерзанное, замученное, с вспоротыми животами, перерезанными глотками, а то и вовсе обезглавленное.
Драконы могли попытаться пережить боль потери братьев и сестёр, родителей и друзей — но гибель детей они никому не простят.
Главная истина.
Важнейший инстинкт.
И своим поступком викинги, сами того не понимая, подписали себе смертный приговор, сами приготовили свою погребальную ладью, или как они там провожали своих усопших в последний путь.
Да, приказ Арана был страшен в своей простоте.
В невозможности двойного толкования, в лаконичности и неотвратимости.
Но с какой радостью Тагуш его исполнит!
***
Аран, стоя на вершине Вороньего Мыса, с мрачностью наблюдал за тем, как не меньше тысячи драконов, а это намного больше того количества, что раньше устраивало налёты на Олух, плотным кольцом окружали деревню, но держались на почтительном расстоянии, недосягаемые для защитного контура.
Многие из этих приспособлений были его собственной, а вернее Иккинга, разработкой, доведённой кем-то до ума.
От этого становилось ещё горше.
Сегодня вновь погибнут воины его народа, и вновь в этом будет толика его вины.
А драконы тем временем не стремились нападать — не было приказа.
Они не собирались заниматься самодеятельностью.
Вдруг Аран заметил на полянке рядом с деревней знакомый силуэт. Фигурка повернулась в сторону горы, на вершине которой он стоял, и посмотрела на него — его заметили.
Вот и замечательно.
***
Когда послышался истошный крик «Драконы!», Сморкала сначала решил, что это розыгрыш.
Потом — что дурной сон.
Но это была ужасающая реальность, и от этого становилось до безумия страшно — сразу вспомнились слова одного из командиров отрядом, хваставшегося тем, что тот сумел найти и разорить драконье гнездо, убив целый выводок маленьких тварей.
Маленьких…
Детей!
Птенцов!
Такое не прощают…
Теперь их ничто не спасёт, и то, что деревня была окружена драконами, которые пока что бездействовали, только подтверждало.
Как и фигурка, застывшая на вершине Вороньего Мыса.
Это был он.
Несомненно.
И Аран, оседлав своё порождение Бездны, слетел к Сморкале, специально отошедшему подальше от деревни.
— И снова нас свела судьба, — пророкотал Покоритель Драконов.
Его облик с последней встречи довольно сильно изменился — это нельзя было не заметить, столь сильно бросалась в глаза эта кардинальная смена… стиля, образа?
Он не знал, как это назвать.
Вместо уже знакомой брони была более присущая людям кольчуга, но сделанная из странного чёрного металла, поверх неё была накидка из какой-то красноватой, но всё равно чёрной, явно очень тяжёлой ткани, видны были рукава темно-серой туники.
К поясу крепились ножны для меча и для кинжалов — ну это и не удивительно, он всегда был искусным кузнецом.
По плечам стекал, поблёскивая, плащ из драконьей кожи, и это в образе Арана словно было каким-то неприятным напоминанием о Драго Блудвисте, им же убитым.
Волосы, раньше растрёпанные, были теперь ровно подстрижены, но сильно отрасли за полгода, что говорило о том, что стоявший напротив — не совсем человек, ведь ни у кого косы не могут так быстро достичь такой длины за столь короткий промежуток времени, и только седые пряди на висках казались чем-то совсем нереальным.
В общем, чувствуется женская рука, которая заставила привести себя в порядок.
— Здравствуй, стало быть, Иккинг, — решился Сморкала что-то сказать.
Да, теперь Йоргенсон понимал, о каком страхе, окутывавшем всю душу, говорила Астрид — невозможно смотреть ему в глаза, не желая отвести взгляд.
Потемневшие белки казались практически чёрными на фоне ярко светящихся зелёным пламенем радужек — точно так же сиял потусторонним огнём кристалл, подобный тому, что так долго таскал на шее Магни.
Фиолетовые искры в по-драконьи узких зрачках и вовсе вызывали животный ужас.
— Надо полагать, Астрид тебе растолковала уже, что не совсем так, — насмешливо заметил Аран, от прерывая их гляделок.
Да, Сморкала не отводил взгляда, как бы ему не хотелось это сделать — перед хищником, которым был Покоритель Драконов, нельзя было показывать свою слабость.
Как нельзя было нарываться.
Спокойствие.
Да, именно Спокойствие ему сейчас было нужно — они всё равно были обречены, так зачем лишний раз трепыхаться, бесить своего убийцу
— Но должен же я был убедиться, — признался честно Сморкала.
Повисло молчание.
Аран, всё так же стоя в шагах в десяти от Сморкалы, прожигал ему душу своими чудовищными глазами.
Забавно, но даже у его Ночной Фурии взгляд был добрее.
Кстати.
Он настолько увлёкся самим Араном, размышлениями о том, кто станет его убийцей, что совершенно забыл про его ручное порождение Молнии и, вообще-то, самой Смерти, которое сейчас настороженно, но без агрессии изучало Йоргенсона.
— Я отпустил тебя в прошлый раз, — сказал наконец Аран, сделав шаг в сторону Сморкалы, и с каждым словом своим он становился всё ближе. — Дал шанс. Вы им не воспользовались.
На последнем слове их разделяло меньше метра, и только теперь Йоргенсон в должной мере осознал, насколько был высок Покоритель Драконов, и хрупкость его была совершенно мнимой — он был строен, не худ и уж тем более не тощ.
— Зачем ты пришел с войной в мой дом? — решительно заявил Сморкала, осознав в должной мере, что ему лично терять нечего, а Иккинг всегда был человеком чести, и вряд ли это изменилось.
— А зачем вы разоряете мой? — с неожиданной горечью и ещё более неожиданной усталостью сказал Аран. — Убиваете мой народ.
Вдруг Сморкала понял, что стоял перед ним не монстр, не злодей, тешащий себя вершением чужих судеб, а уставший от собственного бремени, но гордо несущий его, правитель сильного народа, как и они уставший от бесконечных воин.
Они все хотят мира.
Они все устали.
Они все — одинаковые.
И люди, и… драконы.
Эта мысль показалось до того простой и до того страшной, что Сморкала на миг забыл как дышать.
— Вот оно как… — прошептал он, все ещё не веря сам себе. — Тогда ты в своём праве.