Когда, наконец-то, все эти ужасы закончились, и он смог вести спокойную, размеренную жизнь, он понял, почему люди так это ценили.
И понял, почему родной народ этой странной Мирославы никогда и ни на кого не нападал — только защищался от разбойников, часто устраивавших набеги на их города и деревни.
Зачем?
Для чего?
Ненужной оказалась эта война.
Закончившаяся война.
Вчера один из посланцев Арана забрал близнецов Хеддок, гостивших на Новом Олухе (и, кстати, отказавшихся от любых претензий на этот остров) и, видимо, оказавшихся счастливыми вырваться из-под опеки своего вездесущего старшего брата.
Не удивлялся Сморкала теперь тому, как спокойно Ночная Фурия могла разгуливать по деревне — все к тому привыкли.
Люди ко всему привыкали.
Они — не исключение.
Где-то в доме хлопотала над обедом Забияка, причитая, что от кошки, которую меланхолично тискал в руках заглянувший в гости под предлогом того, чтобы поглядеть на племянников, Задирака, было слишком много шерсти.
И что некуда было девать котят.
А дети так радостно растаскивали этих несчастных детёнышей, вручая их каждому, кого встречали на своём пути, — вот уж нашли решение внезапно нарисовавшейся проблемы, юные гении. И эти самые встреченные люди были не так глупы, чтобы отказываться от котёнка Вождя.
Даже Мия и Магни не отвертелись от того, забрав с собой милый комочек шерсти, которому суждено было вырасти в наглую серую моську с очень умными глазами.
Обязательно.
— Наслаждаешься? — раздался рядом чуть хрипловатый голос Астрид, выводя из раздумий.
Женщина тоже улыбалась, наблюдая за тем, как её приёмная дочь лихо, совсем как она в детстве, гоняла мальчишек выструганным специально для неё деревянным мечом.
— Не представляешь — да.
Улыбка не сходила с губ мужчины.
— Почему же не представляю? — удивилась Хофферсон. — Всё я понимаю, что бы обо мне ни говорили.
Йоргенсон тихо рассмеялся, краем уха отмечая особенно заковыристое выражение жены, уже гонявшей без всякой жалости несчастную кошку и брата по дому.
— Кто бы мог подумать, да хоть мы сами, что теперь, тринадцать лет спустя всё будет… таким.
Он неопределённо махнул рукой в сторону детей.
— Каким «таким»? — удивлённо переспросила Астрид, но в глазах её читалось, что всё она поняла, просто хотела услышать ответ.
— Правильным, — и это слово было единственным верным теперь.
Из дома, громко хлопнув открывшейся дверью, вылетел, споткнувшись и несколько раз перевернувшись через голову, Задирака, а вслед за ним — большая серая кошка.
Оба — громко верещали, убегая куда-то в сторону леса.
Теперь и Астрид звонко рассмеялась, вторя своему товарищу и просто другу детства, слушая, как Забияка ругала брата, уже скрывшегося из виду, своего супруга, маявшегося непонятно чем, вместо работы и помощи ей, саму Астрид она благоразумно не трогала — мало ли, себе дороже…
У них была впереди вся жизнь.
И даже больше…
***
Мирослава внимательно выслушала невесёлый рассказ Арана, ни разу не перебив, только глазами своими голубыми стреляла исподлобья, горящими неестественно ярко на слишком бледном лице. Да и в принципе слишком бледной была девушка, словно что-то подкосило её.
Что же именно стало тому причиной — загадка.
Но…
Почему так блестели глаза Видящей?
Почему так угрюмо молчала она, не изменив ни выражения лица, ни позы своей, только глаза чуть прикрыв.
А потом Аран впервые увидел, как Мирослава применяла свои способности Провидицы — доселе он лишь слышал и читал о таком. Он почувствовал резкий отток своей энергии, перенаправившейся к девушке, резко преобразившейся, и едва ли в лучшую сторону, надо заметить.
Лицо её, и так почему-то осунувшееся, побелело ещё сильнее, и, казалось, сетка сосудов под кожей проступила особенно явно.
Вдруг — у неё пошла носом кровь.
Мирослава даже не пыталась её утереть, как-то остановить — только опёрлась, шагнув назад, на стену своего дома, судорожно сжимая руки, словно от сильной, почти нестерпимой боли.
А кровь всё текла и текла, неумолимо портя белое платье девушки.
Интересно, кстати, — почему траурный цвет?
А сил у Арана становилось всё меньше — пусть они и быстро, даже для такого сильного Стража, как он, восстанавливались, всё же у него в подчинённых ходили несколько сот одарённых разной силы, и у всех он по капле, неизбежно, забирал силы, даря им взамен контроль.
Было страшно подумать, каково же сейчас было Мирославе.
А глаза её…
Всё так же — полуприкрытые, они как никогда явственно показывали её особую природу.
Радужка горела потусторонним светом, как две голубые звезды, и обвитые чёрными кольцами фиолетовые зрачки, такие большие в тот миг, сияли намного ярче всего другого, почти ослепляя, просвечивая даже сквозь веки.
Зрачок двигался, подрагивая, словно девушка что-то видела.
Хотя, почему же словно?
Видела!
И вот, судорожно не то вздохнув, не то всхлипнув, Мирослава открыла глаза, в которых стояли слёзы, и, скользя спиной по стене, обессилено села прямо в траву у дома, закрыв лицо руками.
Всё так плохо.
Вдруг девушка вскинула голову, смотря уже совершенно обычными глазами прямо в душу Арану, который с каждым мигом чувствовал всё лучше, как восстанавливаются его силы, доселе без спросу бесцеремонно потраченные Видящей.
— Я отправлюсь с тобой! — твёрдо сказала Мирослава и вскочила на ноги.
Так тому и быть.
***
Клома, получившая наконец-то отчёт от группы Фурий, которую она, на правах Главы Сети, отправила расследовать убийство одного Одарённого мальчишки, с нетерпением слушала его от своих подчинённых.
Слишком уж загадочными были обстоятельства гибели парнишки, чтобы не обратить на них внимание.
Как оказалось — интуиция не подвела её.
Приговор подчинённых был неоспорим — это сделали Фурии.
Остатки камней, направление того, куда полетели осколки, и, самое важное — едва уловимый в воздухе запах собратьев — все это и не только обнаружили отправленные ею Дети Ночи.
При том — не Ночные.
Дневные Фурии.
Зачем им это понадобилось?
Потом, совершенно случайно, выяснилось, что убитый мальчишка был Учеником того самого Одарённого, который несколько лет назад подослал ту Дневную Фурию на Драконий Край.
Месть Дневных?
Возможно.
Конечно же, как только выяснилось это, Клома сразу же доложила обо всём Арану, но это было ещё до похищения Руни, которое произошло тоже очень непонятно, но, надо признать, по-своему гениально.
Как поняла Фурия, их противник отравил ядом Смертохвата одного из Детей Ночи и подчинил его себе этим, а поскольку с этими тварями, призванными только убивать (каннибалов драконы ну уж очень не любили) дел никто и никогда не имел, и потому определить то не сумели.
И даже самый сильный одарённый в некоторых чисто физических аспектах — силе и скорости — очень уступал драконам, и уж тем более Ночным Фуриям.
А Руни не был самым сильным — талантливым и искусным — да, но до того же Арана ему было ещё очень далеко.
Что мог противопоставить мальчишка взрослой Фурии?
Вот и вышло всё как вышло.
И, конечно, уже потом, после, Клома поделилась всей этой информацией ещё и со своим товарищем. Тагуш отнёсся к открывшимся фактам агрессивно и явно что-то задумал.
Только бы не натворил чего…
***
Теорию Истинных, что бы кто ни думал, Гриммель знал хорошо — она была одной из основополагающих в учении об Одарённых.
А его мужчина знал.
Потому Убийца Фурий прекрасно понимал, почему именно Драконий Король был так силён — всегда, любой лидер некой группы Одарённых, зачастую называемый Истинным, забирал по Связи, неизбежно между ними создаваемой, условные излишки энергии своих подчинённых, помогая им, таким образом, контролировать свои силы и становясь сильнее сам.
Именно поэтому Истинными не могли быть все — не каждый выдерживал такой напор энергии.