— Немыслимо…
— Какая наглость!
— Она обезумела?
— Тихо! — рыкнула она, пресекая шум и гвалт. — Змеевица сказала, что человеческий детёныш знает судьбу потерянного сына гнезда нашего. Он может рассказать, что же случилось.
Она-то давно догадалась, кого привела с собой та юная Змеевица. И это было прекрасно.
Она дождалась.
Он поможет ей разбираться со всем этим бардаком на Севере, и тогда она со спокойной душой уступит своё место кому-нибудь.
— Но почему?
— Дитя гнезда нашего назвал этого человека братом, — припечатала Адэ’н этих глупых птенцов.
Комментарий к Глава 5
Ну, друзья-товарищи, всех с наступающим!!!
Оставляете комментарии, они мненя вдохновляют)))
========== Глава 6 ==========
Она очнулась в странном месте — по ощущения было прохладно (по сравнению с недавним жаром, конечно), но воздух был всё ещё сухим, и дикая жажда всё ещё мучила её, как и в последних её воспоминаниях.
Два безжалостных солнца, словно глаза сверхгромадного, равнодушного к людским судьбам существа, были последним, что она могла сейчас вспомнить, да ощущение пошедшей носом крови. И вид башни — такой далёкой, но в то же время уже совсем близкой.
Сознание было мутным, как вода в весенней реке, голова болела нещадно, и понимания, что происходило, так и не было.
Хотелось снова оказаться в блаженной тьме, плыть в ней, растворяться, не чувствуя абсолютно ничего, ведь ничего и не было там, даже её самой.
Она через силу разлепила глаза.
Небо слева от неё было цвета артериальной крови, земля же — пески и почему-то теперь близкие горы — теперь казалась почти чёрной. Солнца были скрыты от неё чем-то большим — то ли стеной, то ли скалой.
Она, пошатываясь и дважды чуть не упав, встала и оперлась на (всё-таки!) стену, рассеянно рассматривая древние камни странной постройки, в чьей тени она сейчас находилась.
Камень был холодным, шершавым, всё такого же красного цвета.
Странное сооружение внушало уважение своими габаритами.
Она отошла назад на несколько шагов, желая понять, что же за строение оказалось у неё на пути, и удивлённо охнула (потрескавшиеся, пересохшие губы не с разу разлепились, и потому звук этот вышел сиплым, усталым).
Башня.
Странный, единственный ориентир на обозримом пространстве, к которому она столько часов безуспешно пыталась хоть насколько-то приблизиться, оказался прямо перед ней!
Это почти заставило её задуматься.
Почти.
Вымученно вздохнув, сглотнув вязкую слюну, она поморщилась, услышав урчание собственного живота — к жажде добавился ещё и голод.
Изрезанные острыми осколками камней стопы ужасно ныли и каждый шаг давался с трудом, обгоревшие на солнцах лицо и руки нещадно щипало, запёкшаяся кровь неприятно стягивала кожу.
От осевшей на открытых участках тела пыли, всё чесалось, тоже доставляя ощутимый дискомфорт.
Она, стараясь не плакать от боли и усталости, окутавшей всё тело — короткое, по всей видимости, забытьё не дало ей ни особо много сил, ни бодрости — побрела вдоль стены в поисках входа в таинственную башню.
Тот, на удивление, нашёлся довольно быстро — тут же, на теневой стороне.
Большая арка, в два её роста высотой была довольно приметна, наверное, но она сейчас плохо видела, а потому даже удивилась, увидев вход в странное строение какого-то давно исчезнувшего народа.
Внутри, как она и ожидала, было прохладно и даже, на удивление, чуть свежо — видимо, вся влага, хранившаяся в древней постройке, не желала её покидать.
Посередине квадратного помещения, неожиданно, оказалась круглая площадка с ещё несколькими кругами внутри, разделённая на ровно двенадцать секторов, в каждом из которых были заметны смутно-знакомые цепочки странных символов.
В самом центре площадки находился необычно новый, словно не тронутый временем алтарь, на котором стояла столь же странная чаша.
Но все это было неважно.
Из чаши струйками вытекала, искрясь на закатных лучах солнц-братьев, кристально чистая вода.
Она стекала по желобкам на алтаре, падала на площадку и по тем же желобкам незнакомых символов уходила непонятно куда.
Она, как завороженная, подошла к чаше, к поверхности воды, отражавшей такой далёкий потолок башни и спиралью вившуюся лестницу наверх, и разбила это отражение, зачерпнув руками своё спасение, словно не веря.
Вода была холодной, свежей и странно-сладковатой на вкус.
Она, вдоволь напившись, стараясь игнорировать собственный голод, принялась промывать свои ранки и порезы, и кровь, чистая и яркая, каплями упала на алтарь, на мгновение тускло вспыхнувший.
Когда она, умывшись, заглянула в чашу и дождалась, пока водная гладь успокоится, из отражения на неё смотрело совершенно незнакомое на первый и такое родное на второй взгляд лицо.
Подавшись вперёд, она пожелала рассмотреть себя (а себя ли?), но в глазах у неё вновь потемнело и она, пошатнувшись, рухнула на пол, потеряв сознание раньше, чем успела почувствовать собственное падение.
***
В достаточно просторной зале пещерки, находящейся глубоко под поверхностью горы, царил уютный полумрак, совершенно не являвшийся хоть какой-то сложностью для драконьего глаза.
Хозяин обжитого уголка с интересом оглядывал свою гостью, вспоминая её ещё совсем неразумным птенцом, возмутительно наглым и не в меру любопытным. Змеевица с тех пор похорошела — Великое Странствие явно пошло ей на пользу, закалив тело и мысли.
Тонкие, чуть более светлые, чем основной тон чешуи, полосы шрамов говорили, что это было не мирное время, но он относился к заросшим ранам философски, передавая это мнение и своим ученикам — признанным ли или не названным — всем.
Пережитые боль и страдания делают сильнее — те, кто сумел не сломаться, выжить, перестают бояться, становятся увереннее.
Воистину, то, что не убивало, делало всех сильнее.
Впрочем, что есть тело? Всего лишь оболочка, носитель для разума, временный сосуд для Души. И относиться к нему стоило именно так — аккуратно, бережливо, но хранить не тело, а разум.
Ведь не было ничего страшнее ран душевных и идущего за ним безумия.
Гостья была несколько смущена, раздражена и даже обижена на кого-то.
Интересный букет.
У Ралега, с таким интересом изучавшего пришедшую к нему за советом Змеевицу, давно не было гостей — стая и её вожак прекрасно справлялись и без него, и Старейшина чувствовал скуку.
Но она развеялась с возвращением одной задержавшейся в пути Змеевицы, упрямой и постоянно старающейся докопаться до истины, не замечая ни преград, ни противников, сметая их походя, впрочем, будучи при этом весьма здравомыслящей, особенно на фоне того же Вожака.
— Ну, Айва, дочь Дорики, — обратился дракон к своей гостье. — Что же за человека ты привела, что все гнездо переполошилось?
Змеевица чуть сощурилась, неопределённо курлыкнула и устало прикрыла глаза.
— Ты единственный, Старейшина, кто не удивился этому факту.
Ужасное Чудовище действительно ни на миг не почувствовал удивления по поводу того, что Айва вернулась не одна — слишком в её духе было найти себе неожиданного друга и взять его с собой путешествовать. Хотя Ралег полагал, что она вернётся с осиротевшим детёнышем, подобранным ею из жалости.
Впрочем, примерно так и вышло.
Дракон на своём веку видел много всего. Старше его, пожалуй, только Адэ’н, Старейшина Чёрного Гнезда, его очень давняя подруга.
— При мне сменилось восемь вожаков. И дважды юные драконы приводили с собой человека. Ты третья.
Его радовал тот факт, что сознание стаи не зашорилось окончательно с приходом к власти Тоура, людей почему-то с раннего детства не взлюбившего. Что ещё есть такие драконы, которые могли видеть в людях не только врагов.
Ведь это неправильно.
Когда-то было по-другому.
Когда-то люди восхваляли драконов, поклонялись им, просили дать знаний.
Им дали эти знания, и что? Ученики пошли войной против учителей, смывая пролитой кровью многовековую дружбу, отправляя её в забвенье.