Древняя легенда, старая, как сам мир, была сотни раз пересказана, переврана и искажена, едва ли сохранив и одну десятую часть истинного послания Первых.
Это было печально, но неизбежно — ведь такова была суть людей, а противиться собственной сути бессмысленно и крайне глупо. Проще и эффективнее было взять её под контроль и умело управлять ей, как норовистым скакуном, — слабого сбросит, сильного помчит быстрее ветра.
Мальчик, которого она во всеуслышание людей назвала их долгожданным Пророком, впечатлял.
Нет, внешне он мало походил на описываемого в легендах жителей Степи могучего Воина, способного руками переламывать самые толстые деревья и делать из них же лук, из которого можно было бы сбить солнце с небес.
Тонкий, хрупкий с виду, он был решителен и смел — а это и было самым главным.
И гордым — он был благодарен за спасение, но унижаться не собирался, и это было просто замечательно. Ведь сколько людей, называвших себя Пророком, которого так ждали все кочевники, оказывались трусливыми, алчущими славы и богатств безумцами?
У мальчика были глаза Древнего Создания, словно бы прожившего не одну жизнь и смотревшего на мир устало, но с интересом.
Всё в нём с виду было безобидным, он казался беспомощным, не способным защититься, но в седле сидел уверенно и привычно, что, впрочем, было не удивительно.
И лишь взгляд его пугал.
Ребёнок со взглядом старого воина.
Айша была счастлива, что успела спасти его, предотвратив роковую ошибку племени Ритта.
Ведь если бы ритуальный кинжал вонзился бы в худую грудь, чтобы спустя несколько мгновений только что бившееся сердце оказалось в руке жрица, её народу пришлось бы полностью стереть из истории Ритта — и людей, и все упоминания о них.
Ведь убийство Пророка им бы не простили.
Никогда.
***
Аран осознал, что стоял посреди непонятного помещения — скорее всего зала какой-то пещеры, потому что неба не было видно — и смотрел в черноту.
Не было видно ничего, разницы между раскрытыми и закрытыми глазами не было.
Не было и звуков, кроме собственного, тоже почти бесшумного, дыхания и биения сердца.
Однако Аран вдруг чётко понял, что находился здесь вовсе не один. Какая-то невидимая Тень промелькнула, но юноша решил подождать, понаблюдать, а потому тот замер изваянием самому себе.
Другая Тень промелькнула подальше, а потом третья, четвертая.
Они явно были живыми, Аран чувствовал в них Искры, но ни их очертания, ни вид, ничего нельзя было разобрать в кромешной тьме.
Вдруг зажглись два ослепительно белых огонька, однако, совсем не разбивших тьму, а наоборот, сделавших её более глубокой. Аран долго смотрел прямо в эти огоньки, не моргая и не отводя взгляд, пока не осознал, что это вовсе не огоньки, а глаза.
Без зрачков, белые, светящиеся глаза.
И их хозяин с интересом изучал его.
Это была одна из тех самых Теней.
— Вот и ты, странный человек…
Ещё несколько огоньков зажглись — теперь все Тени смотрели на него, словно чего-то ожидая.
Аран не пошевельнулся, продолжая стоять ровно.
— Странный… Глупый?
Тени начали кружить вокруг него, медленно приближаясь, и только самая первая Тень, чей голос он с удивлением узнал, осталась на месте так же, как и он, замерев и чего-то ожидая.
— Нет… Отважный…
Что-то невидимое хлестнуло Арана по ногам, задело за руку, но он продолжил играть в гляделки с первой Тенью.
— У него храброе сердце и душа дракона…
Тьма не рассеивалась от такого количества огоньков, и это было удивительно. Аран старался не выдавать своей растерянности, но он совершенно был озадачен тем, что не понимал: в голове раздаются эти голоса или он их слышал.
Постепенно наваждение стало спадать и очертания Теней начали проявляться. Юноша уже мог различать красивые, изящные и смертоносные силуэты.
И догадка, пронзившая его, заставила замереть и даже перестать на миг дышать.
— Не боится… Восхищается…
А голоса, разные и невероятно похожие друг на друга, продолжали звучать.
— Восторгается…
Начал откуда-то появляться свет, помещение действительно оказалось пещерой со странной круглой площадкой посредине. Пол был совершенно гладким, ровным, рукотворным.
Как оказалось, Аран стоял посреди круга со странными, слабо светящимися сейчас символами.
— Ты нас понимаешь?
— Да.
Его собственный голос, чуть хрипловатый из-за волнения и жажды — когда он в последний раз пил? Сколько он здесь вообще находится? — казался чужим. Пересохшие губы разомкнулись с большой неохотой, и только одно единственное слово, тихий выдох скорее даже.
— Всё?..
— До единого слова, — утвердительно ответил он.
— Что же… Мы будем учить тебя, Аран, брат Фурии.
Странное состояние полностью спало, и Аран с удивлением осознал, что всё это время — сколько времени? — он смотрел в глаза грозной с виду Ночной Фурии.
По краю сознания царапнула мысль, где-то в глубине разума вспыхнула искра сюрреалистичного узнавания.
Адэ’н.
***
Полный Круг Совета Ночных Фурий вновь собрался на безжизненной безымянной вершине, чтобы обсудить последние события. И действия, которые необходимы в связи с ними.
Все Советники пребывали в странном состоянии после рассказа неожиданно явившегося молодого и необученного Стража. И ладно бы, если бы это был просто человек, так нет!
Юноша без утайки рассказал Совету о том, кто он такой, что знал и как был связан с потерянным сыном Гнезда.
И о жуткой гибели его.
— Страшная судьба постигла дитя гнезда нашего, — сказал кто-то из советников.
— Нет! Аран дал ему имя — Беззубик! — возразила Адэ’н.
Она всегда тонко подмечала подобные нюансы.
Пропавший сын гнезда позволил человеческому ребёнку дать себе имя. Что позволялось только очень близким друзьям или кровным родственникам.
Или названным братьям.
Родственные узы для Фурий значили ещё больше, чем для остальных драконов. И стая, и сама Фурия будут мстить за погибшего родственника. И неважно, кровный он или названный.
Для Фурий, часто видящих воспоминания из собственных прошлых жизней, намного важнее духовное родство.
Если Ночная Фурия назвала человека братом, значит, и мстить за гибель человека будут, как за чистокровную Фурию.
Такова сама суть Детей Ночи.
— Человеческое имя у дракона? Что оно означает?
Имянаречение — очень важный ритуал. А если дракон позволяет назвать себя человеческим именем, то значит, что и человек будет сражаться за своего брата до конца.
Стражей слишком мало, чтобы они позволяли гибнуть друг другу. Ведь смерть стирает все навыки разума, оставляя лишь Душу. А это еще много лет обучения, прежде чем Страж будет способен исполнять свои обязанности.
Да и зачастую, рождающиеся среди людей стражи к Фуриям так и не попадали. Воспитанные среди своего родного племени они не желали и слышать о мире с драконами.
И это было очень печально.
— А разве это имеет значение? — ответила Адэ’н. — Беззубик назвал этого человека своим братом. Он дал ему имя. И он отдал собственную жизнь за этого человека. А тот искренне оплакивал своего брата.
— Уже достойно того, чтобы видеть его среди нас.
— Да…
Повисла горькая тишина.
Тяжело пришлось этому мальчику.
С одной стороны те, кому он верил всю жизнь, его племя, его стая, с другой — его названный брат, связь с которым была не менее сильной, чем с нежелающим меняться человеческим племенем.
— К другим темам. Адэ’н, ты же направила разведчиков на Север? — спросил один из советников у Старейшины.
Очень тревожными оказались пересказанные юношей слова Беззубика о Королеве гнезда, к которому он присоединился.
Надо было с этим срочно что-то делать.
— Да, Клома и Тагуш отправились создавать новую Сеть. Нужно узнать, что там происходит. Это не нормально, когда драконы грабят острова для пропитания собственной королевы.