Харальд внимательно, пусть и почти незаметно, оглядывал толпу встречающих, пытаясь найти среди полузнакомых лиц Иккинга, с лёгким беспокойством заключая, что здесь его нет.
Может, опять в лес убежал искать какие-нибудь особые породы дерева для рукоятки?
Или ещё какая причина его отсутствия.
Посему беспокойство было задавлено, ещё не родившись.
— Ну, я женился недавно, — добродушно сказал Стоик. — И Инга принесла счастье в племя — родила мне сына и дочь, празднества до сих пор не прекращаются!
Да? Вроде же Иккинг был против того, чтобы отец его привёл в дом мачеху? Или это Дагур из Берсерков не хотел, чтобы его отец женился?
Ох, как много вождей с их сыновьями!
Всех и не упомнишь…
— Да? Поздравляю, Стоик!
— Ну, а что сам расскажешь? Удался ли твой поход на Большую Землю?
Харальд в ответ лукаво прищурился и ухмыльнулся. Да, поход удался и это ещё мало сказано! Столько историй Олафсон с собой принёс, столько иноземных вещей!
И столько знаний…
— Пойдём, — правильно понял торговца Стоик. — Торговцы у нас — всегда большой праздник. По случаю твоего прибытия устроят пир. Там и расскажешь о своих приключениях.
***
Большой Зал был переполнен.
Люди пили, люди веселились, некоторые, уже захмелевшие, устроили драку, но потом, так и не нанеся друг другу серьёзных травм, благополучно уснули прямо на полу, забавляя своих друзей своим храпом и совершенно не реагируя на ругань своих жён.
Жена вождя, Инга Хеддок, сидела по правую руку от своего супруга, однако весела она не была, улыбаясь явно через силу.
Девушка была печальна, ей, по всей видимости, хотелось поскорее покинуть шумное празднество, и, наверное, быстрее вернуться к своим новорождённым детишкам.
Как удалось узнать Харальду, с Мией и Магни, так назвал детей Стоик, часто нянчилась их тётя — Астрид Хофферсон.
Эту девицу Харальд прекрасно запомнил ещё по прошлым своим визитам на Олух.
Гордая, воинственная, сильная и, порою, совсем не по-женски грубая. Так можно было описать её.
И, как ни странно, она очень была похожа на Ингу, только та, видимо, в силу большего опыта, была всё-таки более дипломатичной при всей своей воинственности.
— Что-то не видно твоего сынишки, Стоик, — задумчиво пробормотал Олафсон.
И брата его двоюродного, главы семьи Йоргенсон, и ещё многих лиц, к которым он достаточно привык. Не было видно его тётки, не было троицы воинов, которые постоянно крутились рядом с ее дочуркой, его сестрой.
Видимо, тяжело пришлось племени, раз оно так поредело.
Да и весельчак-кузнец тоже был печален.
Он, ровесник Стоика, словно постарел лет на десять. Плевака не рассказывал смешные или страшные байки из своей юности, не балагурил, а молча напивался в сторонке ото всех.
Что же случилось?
— Иккинг погиб, — объяснил Плевака, после чего, пошатываясь, встал и поковылял по направлению к выходу из Большого Зала.
Видимо, для кузнеца смерть его подмастерья была больной темой. Впрочем, мальчишку отдали к нему ещё совсем сопляком, он ведь вырос на глазах Плеваки…
Он был ему почти сыном и предательство мальчика, его гибель, он воспринимал как собственную ошибку, только свой недочёт — недосмотрел, пропустил (а ведь мальчишка полностью доверял кузнецу, не раз изливал ему душу) — слишком близко к уже не молодому сердцу.
Глаза юной жены вождя стали совсем стеклянными.
Она словно задумалась о чём-то или что-то вспомнила…
Девушка нахмурилась, упрямо сжала губы и молча, плавно, как и подобало воительнице, встала, сказала мужу о том, что детей надолго оставлять ещё нельзя и что их покормить надо, тоже направилась к выходу.
— Зима? — сочувственно спросил Харальд, повернувшись к Стоику.
Смерть мальчика его действительно огорчила. Пусть и оплакивать его он не станет, не такими уж они были друзьями, но всё-таки эта новость расстроила торговца.
И объяснила многие странности.
— Нет, — вышел из некого оцепенения Стоик. — Ещё до наступления холодов. Он… Укрыл от нас раненного дракона. Тварь нашли и убили, а Иккинг… Исчез в лесу. Мне проще считать, что он погиб.
Пришла пора рассказать ту весть, которую он принёс в архипелаг. Это понял Олафсон по разом отрезвевшему Стоику, по его серьезности.
— Племена Кочевников на Большой Земле стали объединяться в одну большую орду. Они говорят о пришествии Пророка из своих легенд и о великой войне между Теми-Кто-Забыл-Своих-Предков и Духами. Между викингами и драконами, проще говоря, — глухо начал мужчина свой рассказ. — Самая кровавая война в истории людей. Пророк может остановить её, установив вечный мир, а может этого не делать. Но в результате этой войны одна из сторон конфликта будет полностью уничтожена. И только от самих людей зависит, будут ли они жить. Сочтёт ли Пророк их достойными жизни или низвергнет в Бездну.
Стоик горько рассмеялся, как могут смеяться только те, кто потерял всё и ещё чуть-чуть сверх того. Как могут смеяться только глубокие старики, или многое повидавшие в жизни своей изгнанники.
Но подобного от молодого отца, недавно женившегося на прелестной, явно умной и сильной, здоровой девушке, точно торговец не ожидал.
— Безумцы! А разве сейчас не война?
— Я видел земли, где драконов считают сказками, — жестко сказал Харальд. — Я видел земли, где драконам поклоняются, как божествам… Те кочевники из их рода. Они могли меня убить, но отпустили, говоря, что кровь не принесёт мира, что кровь может быть смыта только другой кровью. Они отпустили меня и мою команду, потребовав взамен рассказывать по пути своего странствия весть о пришествии Пророка.
Харальд резко замолчал.
Он, чуть прикрыв глаза, вспоминал лица тех кочевников, то, как они рассказывали…
— На самом деле это очень страшно, — признался торговец. — Я видел ужас в глазах этих людей. Ужас, который им внушал Пророк. И я долго не мог понять, почему. И вот, вождь их племени мне рассказал. Их Пророк оказался простым пятнадцатилетним мальчишкой. По описанию это был викинг — бледная кожа, каштановые волосы, характерные для вас черты лица…
Харальд перешёл на шёпот, зажмурив глаза, пытаясь отойти от ужаса, который на него навеяли одни лишь воспоминания о рассказе про Пророка.
— Вот только глаза его были такими, что напугали бывалого воина. Хрупкий мальчишка, голыми руками практически убивший трёх сильных воинов. Он не боялся смерти. Его не пугала участь быть принесённым в жертву чужим богам. А потом его спасла женщина из другого племени, которую почему-то тоже все очень боялись.
— Почему ты так этого испугался? — тихо спросил Стоик.
— Я слышал полный вариант их легенды о Пророке. И верю в него. И именно поэтому мне страшно.
Харальд считал, что предал свою веру, своих Богов, поверив тем кочевникам, поверив всем сердцем в их Пророка. Он боялся гнева с небес, но не мог отказаться от того, чтобы верить в нелепую на первый взгляд легенду.
Потому что он узнал забытый Пророком у пленивших кочевников кинжал. Вот только он поклялся молчать об этом. И до последнего желал верить в то, что ошибся.
Не ошибся.
И от этого становилась ещё более горько.
Нет, он будет об этом молчать.
— Ребёнок, не боящейся собственной смерти, не будет жалеть других, — на грани слышимости сказал Олафсон. — Особенно своих врагов. Если верить легенде, его врагами будут Северяне.
— Викинги?
— Все. Весь архипелаг.
***
Спустя три дня Харальд отправился к другим островам. Тут, на Олухе он сумел хорошенько заработать, продав местным те самые иноземные вещи, привезённые с материка.
Привезённые для Иккинга книги выкупила Инга, с большим интересом изучавшая все когда-то принадлежавшие сыну вождя, показавшегося девушке крайне интересной личностью, лишенной когда-то должного внимания.
Харальд странствовал по архипелагу, рассказывая весть о Пророке. Он дал клятву сделать это. А клятвы на крови нельзя нарушать.