Некоторые сочли его безумцем, кто-то согласился с ним, кто-то всем сердцем поверил.
Когда последний на означенном пути остров оказался лишь тенью на горизонте, разразилась страшная буря.
Судьба Харальда Олафсона осталась невыясненной. Мужчина унёс с собой тайну о личности Пророка, пришествие которого он прославлял по всему архипелагу.
***
После Кровавой Ночи, после мгновений своей слабости, истинно девичьей и не достойных сильной и свирепой воительницы, и размышлений о погибшем наследнике, Астрид стала ещё более агрессивной по отношении ко всем.
Девушка стала днями напролёт тренироваться, рыскать волком по лесу, удивляя даже охотников, по сделанным Иккингом картам, помогая соплеменникам открыть для себя новые места для охоты.
Астрид проклинала тот день, когда у Иккинга получилось сбить Ночную Фурию. Потому что после той крайне тяжелой зимы налёты возобновились и стали намного более жестокими.
Она, не брезгуя, пользовалась многими открытыми Иккингом уловками, яростно сражаясь с любыми врагами, будь то драконы, Изгои или просто наёмники каких-то богатых, недружественных Олуху родов.
На стене собственной комнаты она давно уже повесила несколько драконьих голов.
Самая сильная из своего поколения, Астрид кипела от жгучей, невыносимой ненависти к драконам, которых убивала без колебаний, без малейших сожалений.
За гибнущих товарищей.
За Иккинга, которого они не сумели уберечь.
За то, что Фурия оказалась слишком умной.
Да, Астрид читала дневник Иккинга, найденный в его комнате. Она узнала всю историю знакомства этих двоих.
Проявленная парнишкой слабость. То, как дракон медленно втирался в доверие. Если бы она оказалась на месте Фурии и обладала бы теми же целями, то поступила бы точно так же.
И именно за это она ненавидела ту тварь, как и всех драконов. Как и все окружающие её люди.
Люди сражались, люди гибли, люди всё больше и больше ненавидели.
Но самое страшное было даже не в этом — ненависть была всегда, она есть ровесница самого рода человеческого, а потому удивляться ей было бессмысленно и даже глупо.
Самое ужасающее было в другом.
Ночная Фурия вернулась.
Никто не знал, тот ли это вообще дракон или другой. Никому не было до этого дела, но зато все поняли, что сбитая Иккингом Фурия была, как оказалось, весьма тактичной и милой особой!
Новый посланец гнева Тора не был так снисходителен к людям.
Фурия не просто обезвреживала вышки с катапультами — она целенаправленно убивала совершенно конкретных людей.
Астрид порою казалось, что это сам Иккинг мстил за своего дракончика.
Но, несмотря на все открывшиеся факты об этом храбром, но оступившемся мальчишке, она знала, что его сердце слишком чистое и доброе, чтобы мстить.
Только если он ожесточился до такой степени после собственного предательства…
Да нет! Быть такого не могло!
Но понимание того, что Фурия выбивает тех, кто участвовал в убийстве Беззубика — как можно было назвать эту тварь таким безобидным и даже, о Боги! милым именем? — приводило девушку в ужас.
Её руки не были окроплены в крови Порождения Молнии и Самой Смерти, но от этого не становилось легче.
С самого появления новой Фурии, ей снились полные отчаяния зелёные глаза. Они молили о помощи, они кричали от боли, они заглядывали в самые потаенные уголки её души…
Но Астрид не могла определить, чьи это глаза, Иккинга или… его дракона.
Зато девушку нескрываемо радовал тот факт, что Сморкала теперь точно не станет вождём ни при каких обстоятельствах. Раньше, в случае гибели Иккинга, титул наследника переходил бы к младшему Йоргенсону, как к ближайшему родственнику вождя из её поколения.
Вот только Стоик не растерялся и сделал себе нового сына.
И дочь.
Видимо, для полноты комплекта.
***
Стоик, не скрывая улыбки, наблюдал за тем, как Астрид возилась с его детьми.
Со своими племянниками.
Боги, как тесен архипелаг!
Он и думать не мог, что его новая жена окажется двоюродной сестрой юной воительницы из рода Хофферсон, что они окажутся так неуловимо и ужасающе похожи — видимо, сказывалась общая кровь.
Никто и подумать не мог, что у этой чересчур воинственной девушки вдруг окажется такой талант к общению с маленькими детьми.
А уж то, что она станет лучшей подругой Инги…
Никто и помыслить не мог.
С рождением наследников Стоик явно воспарял духом, хоть не все и не сразу смогли это заметить — он продолжал сохранять своё вечно мрачное, не предвещающее ничего хорошего нарушителям его покоя лицом. Но глаза перестали быть потерянными, они стали лучиться каким-то светлым ожиданием перемен в будущем…
Смотря на эти два беспомощных сейчас (Но только сейчас! Если сын вырастет могучим воином! А дочь точно станет достойной спутницей какого-нибудь вождю и поведёт за собой собственное племя!) комочка счастья, мужчина не мог сдержать собственного умиления.
Его дети.
Его дочь и его сын.
Наследник.
Невероятно похожие друг на друга малыши вызвали у сгоревшей вместе с гибелью Иккинга душе такое опасное чувство.
Надежду.
Девочка с его каштановыми, отливающими медью волосами и глазами цвета чистого неба, явно доставшимися ей от матери, точно вызывала только улыбку и веру в самое лучшее.
В то, что он не позволит истории повториться, в то, что его семья, наконец, будет счастлива.
Мия часто смеялась, постоянно возилась, пыталась исследовать окружающий её мир и вообще, в отличие от своего брата, была крайне непоседливым ребёнком.
Вот только мальчик, с теми же волосами, что и у Мии, был другим.
Магни смотрел на всех серьёзными ярко-зелёными глазами, и Стоику, заглядывающему в них, хотелось кричать от ужаса.
Слишком сын был похож на своего старшего брата.
Слишком…
========== Глава 8 ==========
Она вновь открыла глаза.
Да что же это такое!
В густой, хоть загребай ладошками, тьме потусторонне смотрелись отблески холодного, тусклого света, впрочем, мало видимые ей.
Она лежала на чем-то твердом и, к её неудовольствию, неровном.
Как выяснилось — в том самом каменном кругу, рядом с непонятным алтарём, посвященным неизвестно кем неизвестно кому, и чудом огибавшими её струйками воды, вытекавшими из той самой спасительной чаши.
Взгляду её предстал такой далёкий потолок башни, терявшийся в темноте, совершенно неразличимый в ней. Сколько ни щурилась она, ни пыталась сфокусировать своё зрение — ничего не получалось разобрать.
Пошатываясь, с тихим стоном едва сдерживаемого отчаяния, она медленно поднялась на ноги и, к своему удивлению поняла: ранки на её ногах, ожоги от солнца, царапины и синяки — всё прошло, исчезло бесследно.
Она умом понимала — после неопределённо длительного времени, большую часть которого она благополучно провела в беспамятстве, голод должен мучить её невероятно, и ведь так и было до недавнего времени.
Теперь — нет.
Пропали все ощущения и в то же время они все обострились до невероятного.
С удовольствием отметила она, что тело слушалось её — было лёгким и полным сил, энергии — она действительно чувствовал себя по-настоящему отдохнувшей, и это было прекрасно.
Всё казалось теперь не таким страшным — голод, боль и жажда её больше не сбивали с позитивного настроя.
Она с удивлением поняла, что вся покрылась мурашками — холодный ночной ветерок, пробравшийся в помещение через арку-вход, скользнул по коже, обдавая свежестью.
Был вариант выйти наружу, подумать, куда идти дальше, но… Зачем тогда она так долго шла в это место? Нет! Она просто обязана максимально исследовать эту башню, облазить её сверху донизу!
И первым делом надо было оказаться на самом верху — оттуда наверняка можно было бы оглядеть округу, в конце концов, это строение просто поражало своей высотой, а значит, и вид с крыши, плоской, как она увидела ещё издалека, должен открываться великолепный.