Он ведь и вправду не лошадь и порой, оглядывая просторный пустой огород, вслух размышляет: «Бомжей бы каких-нибудь нанять за поллитру. Пусть копаются». — «Или бычка завести», — подсказываю я. Молодой сосед соглашается: «Правильно. Привязать, пусть жрет. А потом зарежем».
Еще одни новые молодые соседи наполняют водой огромный бак для воды и, вернувшись домой после работы, сидят в нем, прохлаждаясь, с бутылками пива.
И ведь все они — народ не больно богатый. А переселенцы из Средней Азии — те и вовсе: оформляют наше гражданство, ищут работу, которой в поселке не враз и сыщешь. На копейки живут. Но вот «земля плохая».
И не только у них. Мои молодые хозяева порой такую же песню поют: «Земля плохая». А я им под нос сую старую фотографию, где они — еще малыми ребятишками — помогают мне картошку копать: ядреную, в кулак.
Никого я особо не корю: другие времена пришли, стало легче жить. Можно, вернувшись с работы, на крылечке сидеть, включив громкую музыку, не боясь, что придется зимою от голода пухнуть. Это — хорошо. Наверное, только у нас, людей старых, с долгой, порою горькой, памятью, осталась в душе благодарность к той земле, которая не дала умереть. В далекой казахской пустыне или здесь, возле старого дома, из которого нынче пришлось мне уйти к другому подворью. Пришли туда осенью. Усадьба тоже большая. Но травы, бурьяну всякого — в пояс. Молодые мои помощники тут же сообразили: «Надо бомжей найти, заплатить, и они все повыдирают». Я посмеялся, свое предложил: «Может, бычка купим?» Меня со вздохом, но поняли. Помаленьку траву убрали и даже успели посадить смородину, яблоньку, тюльпаны.
Теперь ждем весны. Маленький Митя порой говорит: «Будет лето, тепло. Будет огоёд. Там будут огуйцы, помидои, мойковка, свекла. — Он все помнит, перечисляет старательно: — Бакляжаны, люк, кабачки, укёп, яблоки, смоёдина, вишенка, сливы, гюши… — Его заносит все выше в сладких грезах, он поет и поет. — Абикосы, пейсики, омашки, бахотки… Сколько много всего!» — заключает он радостно.
Соглашаюсь с ним. Старый — что малый. Тем более что речь о нашем огороде: пядь земли, но родной, под высоким просторным небом.
СОСЕДИ
Днем решил включить насос и кое-что полить: цветы, лук, прочую зелень. Снял старое ведро, которым прикрываю от дождя и солнца столбушок с нехитрой панелью: на ней крепится выключатель, розетка, словом, вся электропроводка. Ведро снял, а там, на срезе столбика, — муравьи: рыжие, быстроногие, и кучи муравьиных яичек, прямо на виду оказались. Сразу началась суета: потащили свое богатство в щели да трещины столбика. Через минуту-другую управились. Я подивился: лишь вчера поливал, вечером накрыл столбик, а они уже приспособились и даже яичек натаскали. Попенял им: «Соображать надо…» А потом подумал, что муравьи, возможно, и не подозревают о моем существовании. Нет им дела до моего насоса, выключателей, проводки, старого ведра. Нашлось укромное место — они его тут же приспособили к своей нужде. Живем вроде рядом, но в мирах вовсе разных.
В тот же вечер я понял это как-то осознанней, яснее.
В сумерках возле старой кухни на тропке в глаза бросилось темное пятно. Присел и увидел кучу меленьких мурашей. Они и прошлый вечер здесь кучей сбивались. Я еще поглядел: не вылет ли? Но не было крылатых самцов и маток, да и время позднее. Вылет бывает обычно днем. А здесь просто какое-то шевеление. Живая, в кучу сбитая масса мелких муравьев — война ли, бунт, катастрофа или просто житейская забота. Вчера вечером тоже видел их. Но просто присел, поглядел и пошел дальше.
Сегодня та же картина: вечер, сумерки, на светлой тропке шевелится муравьиная куча, целое сборище. Я присел, стал разглядывать: мелкие муравьи, совсем крохотные. Белым днем их здесь почти не бывает: редко-редко ползают, один да другой. Рядом — норка. А вот сейчас, в ночи, вылезли всей ордой, собрались живой кучею.
Посидел, поглядел, пригибаясь низко к земле. Но что увидишь, тем более в полутьме. Справа, от кухни, через траву ползут черные мураши, слева, от погреба, такие же малые, но рыжие. А здесь, на тропинке, у них встреча ли, битва, разбери попробуй. Тем более муравьишки-то мелкие.