Но это продолжалось лишь одно мгновение; затем с берега потянулись тучи, и снова стало темно. Вдруг из кухни раздался крик:
— Глинтвейн! Глинтвейн!
Появилась кастрюля с пылающей зажженной водкой, бросающей по сторонам синий свет, за нею шествовали мужчины при звуках марша, который с жаром исполнял музыкант.
— С первым стаканом идемте наверх к пастору! — крикнул Карлсон, надеявшийся, что теперь увенчает свое дело.
Предложение было принято с криками «ура». Шествие двинулась по направленно к стуге профессора. Более или менее твердыми шагами взяли на абордаж лестницу.
Ключ был в замочной скважине, и все ворвались в комнату не без опасения, что будут встречены кулаками. В комнате было тихо, и можно было разглядеть при синем дрожащем свете кастрюли, что постель нетронута и пуста. Карлсона охватило мрачное предчувствие нанесенного ему вражеского удара; но он скрыл свое подозрение и положил конец недоумениям и всяким предположениям, объяснив, что припоминает, будто пастор говорил, что ляжет на сеновале, чтобы спастись от комаров.
А так как с огнем нельзя было идти на сеновал, то все отказались от поисков пастора. Шествие двинулось назад во двор, где можно было приступить к глинтвейну.
Карлсон призвал Густава к обязанностям хозяина. Затем, отведя в сторону Раппа, он поделился с ним своими страшными подозрениями.
Незамеченные остальными, прокрались оба союзника по лестнице в брачную комнату; они захватили с собой огарок и спички.
Рапп зажег свечку, и Карлсон увидел на брачной постели то, что превзошло его ожидания.
На белой ажурной наволочке подушки лежала взъерошенная голова, похожая на голову мокрой собаки, с широко раскрытым ртом.
— Черт побери! — с сердцем промолвил Карлсон.— Не думал я, что этот мерзавец окажется такой свиньей. Помилуй боже! Он и сапог с себя не снял, этот негодяй!
Надо было держать совет, как убрать пьяного без того, чтобы люди об этом узнали, а главное, чтобы не заметила молодая.
— Нам надо его вытурить в окно! — заметил Рапп.— Это можно сделать при помощи талей; потом мы потащим его к морю. Потуши ты только огонь, и тогда скорей в сарай за всем необходимым!
Заперли снаружи дверь и взяли с собой ключ. Затем оба мстителя прошмыгнули в сарай.
— Только бы нам вынести его из дома,— заметил, убегая, Карлсон,— а уж потом мы с ним справимся!
Случайно еще стоял готовый подъемный снаряд со времени последней бойни. Разобрав его по частям и отыскав блок и веревку, потащили они весь снаряд за стугу под окно пастора.
Рапп принес лестницу, собрал части снаряда и прикрепил их рейкой к остову. Затем он связал петлю, прикрепил блок и затянул тали. Потом он проник в комнату, пока Карлсон оставался внизу с багром.
После того как Рапп некоторое время, пыхтя и фыркая, возился в комнате, вдруг просунулась в окно его голова, и Карлсон расслышал слабый шепот:
— Натяни!
Карлсон натянул, и вскоре за окном появилось темное тело.
— Натягивай больше! — приказывал Рапп.
Карлсон еще натянул. На подъемной машине теперь раскачивалось тело спящего пастора, невероятно удлиненное, как тело повешенного.
— Натягивай! — снова приказал Рапп.
Но Карлсон уж отпустил веревку. Пастор, как мешок, лежал в крапиве, не издавая ни единого звука.
В то же мгновение вылез и матрос из окна и спустился по приставленной лестнице. Оба потащили теперь пастора к мосткам.
— Теперь ты у нас выкупаешься, мерзавец! — воскликнул Карлсон, когда они достигли берега.
У берега было мелко, но дно было тинистое, так как из года в год туда выбрасывались внутренности рыб. Рапп снял петлю, которую он перевязал вокруг туловища спавшего, и бросил его в море.
Тут пастор проснулся и испустил крик, напоминающий крики свиньи, когда ее режут.
— Вытянем его! — сказал Рапп, заметив, что люди услыхали крики и бегут к ним.
Но Карлсон, встав на колени, стал тиной растирать пастора; он так старательно вытер его черное платье, что исчезли все следы несчастья, приключившегося на брачной кровати.
— Что там случилось внизу? Что такое? — кричали сбежавшиеся люди.
— Пастор свалился в море! — ответил Рапп и вытащил не перестававшего кричать священника.
Все собрались. Карлсон разыгрывал из себя великодушного спасителя и милостивого самарянина, притворяясь смиренным и жалостливым.
— Можете вы себе представить! Я совершенно случайно прихожу сюда и вдруг слышу, что что-то плещется; я подумал, не тюлень ли это. Подойдя ближе, вижу, что это наш дорогой господин пастор. «Господи Иисусе, говорю я матросу, да ведь там лежит и бьется пастор Нордстрём. Рапп, беги за веревками!» — говорю я ему. И Рапп побежал за веревками. Когда же мы накинули петлю вокруг толстого господина пастора, он начал так кричать, будто мы собираемся его потрошить. А как он выглядит!