Они передвигались почти что в полной темноте, на редких домах горели факелы у входов, еще реже попадался свет в окнах. Лилит приходилось изо всех сил напрягать зрение, чтобы не угодить в лужу, которых у стен домов было достаточно. И собралась в них отнюдь не дождевая вода, а помои в лучшем случае.
Когда стража вывела их на одну из главных площадей Гааса, Лилит вздохнула с облегчением. Здесь было немного светлее и чище, чем в других частях города. По периметру площади теснились торговые лавки, на стенах которых горели закрепленные факелы. Ставни на окнах домов на ночь плотно запирались, но таблички над ними сообщали о том, чем в этом месте торгуют днем. Девушка заметила, что на некоторых из них слова написаны с ошибками, особенно ее повеселила надпись "римонт сапагов и калошей любой сложенасти". Впрочем, это ее мало удивило. Немногие простолюдины владели грамотой, пусть и относительно богатые. Хозяева других лавок поступили благоразумнее, они не стали калякать рекламу, они ее нарисовали. На таких табличках изображались свертки ткани, рыба, сапог или платья, словом то, чем здесь промышляли.
Разглядывая площадь, девушка боковым зрением уловила движение в одном из проулков.
«Хоть бы это был Эйш»,— мысленно взмолилась она.
Тень мелькнула лишь на миг, и Лилит надеялась, что это не игра ее воображения. Кандалы висели на тонких запястьях девушки и противно звенели при ходьбе. Размышляя о том, как незаметно высвободить руки, она уловила мысль Эйша, от чего ее сердце радостно подпрыгнуло.
«Приготовься. Ты должна будешь подыграть».
Девушка оглядывалась в поисках заветного силуэта, но вне площади темнота по-прежнему оставалась такой же непроглядной. Она, конечно, знала, что рано или поздно он обязательно объявился бы, но после того упрекающего взгляда, брошенного им напоследок в таверне, ее одолевало волнение. Эйш мог разозлиться и решить проучить ее, оставив на несколько дней гнить в темнице. Вероятно, именно так он бы и поступил, но у них все еще было незаконченное дело, а до рассвета оставалось все меньше.
Наконец она увидела друга. Он быстро шел к ним через площадь, вынырнув откуда-то из темноты.
— Господа! — воскликнул он, привлекая к себе внимание.
Стражники, идущие впереди, остановились, а вместе с ними и вся вереница.
Капитан смерил его недоверчивым взглядом.
— Ты еще кто такой?
— Доброй ночи. Меня зовут мастер Готье, а вы, полагаю, здесь главный?
— Правильно полагаете. Капитан Иворн, — он снял перчатку с правой руки и протянул ее Эйшу для рукопожатия. Во время этого он пристально рассматривал брошь на плаще парня, поблескивающую в тусклом свете факелов. — Чем обязан Гильдии?
Эта фраза прозвучала скептически, а цепкий взгляд, устремленный на рубиноокого орла, заставил Лилит занервничать.
—Позвольте, это Гильдия обязана вам, капитан, — Эйш заговорил, не давая никому опомниться. — Как хорошо, что я перехватил вас, и вы не успели оформить эту юную особу. Это существенно осложнило бы мне задачу.
Иворн перевел взгляд на Лилит, но парень продолжал говорить, не оставляя тому времени на раздумья. Слушая его речь, она едва не прыснула со смеху. Вместо этого, совладав с собой, приняла испуганный вид и стала помаленьку пятиться назад.
— Видите ли, среди ваших арестантов находится девушка, которая числится в списке самых разыскиваемых Гильдией Контроля преступников. Мы выслеживали ее от самого Молборна, — он перевел дыхание, вытер несуществующий пот со лба. — Время поджимает, я должен успеть на корабль до Вирмака, отплывающий на рассвете.
— Тогда советую поторопиться, — отчеканил командир, а затем развернулся и зашагал прочь, скомандовав остальным следовать за ним.
На несколько секунд Эйш застыл в недоумении.
— Капитан! — он торопливо зашагал следом. — Боюсь, вы меня не так поняли.
— Нет, это вы не так поняли, если считаете, что я просто так отпущу эту девку, — он резко развернулся, и Эйш едва не налетел на него. — За их четверку мне положена хорошая надбавка к жалованию. Если Гильдии она так необходима, то, я думаю, вы найдете способ добиться ее перевода. Но уже после того, как я получу свое.
— Ох, ну если дело только в этом, то спешу вам сообщить, что за ее белокурую голову назначена награда в сто золотых монет. Позволю себе предположить, что это несколько больше, чем ваша надбавка? — лукаво улыбнулся парень.
— Сто золотых, говоришь? — он умолк, задумчиво глядя на Лилит.— В таком случае, я тем более оставлю девку себе. Без нее как прикажешь, забирать награду, умник?