Выбрать главу

– Ты хотел сказать, на музыканта.

– Ну да. А я что сказал? Просто всё самое важное происходит в этот момент в нём.

Отчего-то я тут же вспомнила моего стрелка. А ведь мне тоже стоило бы смотреть на него, а не туда, куда он целит. Кто он? Откуда? И всё станет понятно – попадёт, не попадёт… Я вздрогнула и вгляделась в Ёма по-другому.

– О, вижу, ты поняла, – усмехнулся он.

Я ничего не ответила и перелистнула страницу. Было несколько пустых, а в самом конце вклеены открытки. От них меня передёрнуло. Это были открытки начала XX века. С девушками, одетыми в кружевное бельё, чулки, туфли с круглым носом и на круглых каблуках. Иногда зачем-то ещё и в цилиндрах. Все в крайне распутных позах и с дурацкими глазами. И у всех варганы. У кого-то во рту. У кого-то на груди. У кого-то – огромные, просто гигантские варганы, и девушки эти приходили в упоение от их размера.

– А вот, собственно, и они, – сказал Ём. В голосе звучало удовольствие. Я чувствовала, что он за мной наблюдает, и понимала, что краснею, но ничего не могла с собой поделать. – Нравятся?

– Нет, – честно призналась я.

– Да ладно… – Он не поверил. – Не может быть. Это приятель мой делал. У него выставка была. Там вообще целая история с ними вышла.

– Погоди, так это что, свежее?

– Свежайшее. От силы два года. Приятель мой, в Вене живёт. А сам из Лейпцига. Это игра такая была. Стилизация. Оттого и скандал вышел. Он их на выставке старых порнооткрыток показал. Хорошо сделаны, да? Не отличишь, ещё печать специальная. И даты стоят, заметила? Тысяча девятьсот восемнадцатый год.

– Но зачем?

– Зачем? – Ём пожал плечами. – Не знаю. Интересно было.

Подписи к открыткам были на немецком. Я не стала читать, поспешила пролистнуть.

На последней странице была только одна фотография. Чёрно-белая, но современная. Девушка была отснята трижды, в разных, хотя и похожих позах, с разным поворотом головы. Она сидела на корточках, не глядя в кадр, расставив в стороны острые худые коленки. Фон – чёрный, и сама девушка – лишь фигура, намёк на тонкое нагое тело, контуры которого выхватывал свет. Волосы собраны в тугой пучок. Лица не разглядеть. И только скрипка, которую она держала между ног, между раздвинутых коленей, – только она в статике и фокусе.

Меня обдало жаром. Эта совсем уж недопустимая фотография была полна такой жизненной силы, что у меня перехватило дыхание. Как будто я уже глотнула жизни, как будто я уже получила то, чего жаждала весь день. От неё исходило чувство жизни, жизни, побеждающей смерть. В ней были и музыка, и любовь, и вот не будет этой девушки и фотографа не станет, а фотография всё равно будет источать эту неодолимую силу.

У меня защемило в груди. Я увидела студию, расставленный свет, модель-эстонку по имени Ангелика. И Ёма, глядящего на всё это из глубины помещения. Его собственный замысел…

Я подняла глаза – и вздрогнула: Ём смотрел на меня такими же глазами, как тогда на модель.

– А эта? – спросила я неясно о чём.

– А это – потом, – так же непонятно ответил Ём.

Голос у него стал глухой, взгляд – прицельный. Он бродил по моему лицу, и я физически могла чувствовать, на что он смотрит.

– А почему именно скрипка? – спросила я тихо.

– Скрипка не скрипка… Какая разница? Всякая музыка должна быть сексуальной. Иди сюда, – он придвинулся и мягко, одним движением откинул меня на диван. Это было не слишком неожиданно, поэтому я послушно вытянулась и обмякла, даже закрыла глаза, как перед погружением в воду, готовая через секунду собраться и действовать.

Всё будет быстро и для него незаметно. И всё решит первая секунда. Первая эмоция, первый импульс, который он готов мне отдать. Ём мне симпатичен, а много мне не надо. Один глоток – и я уйду.

Я всё спланировала, наметила, подобралась – как вдруг почувствовала, что он целует меня в глаза.

Ударило сильно и резко – в голову, я рванулась в сторону. И тут же защемило сердце так, что я не сразу смогла вздохнуть.

– Ты чего? – Ём рывком отстранился и посмотрел удивлённо. Я хватала ртом воздух, глядя на него во все глаза, и не узнавала. Будто только сейчас увидела. Это был он – тот, ради кого меня вытянуло на сей раз из Леса. Я знала это точно. Сердце у нас только в одном случае болит.

Очнуться! Вот что значит – очнуться!.. Как же ты прав, Яр.

– Эй? Всё нормально?

– Да, да. Всё совершенно… восхитительно, хорошо…

Он улыбнулся и стал приближаться снова. А я принялась отодвигаться, не в силах отвести от него глаз. Меня колотило. Что-то в нём было не так. Но чем он отличался от остальных? Обычное лицо. Ну да, глаза, не отмеченные русской хандрой, европейская улыбка, серёжка в правом ухе. Серёжку я сначала не заметила – крохотная скрипочка. Нет, дело не в этом… Жизнь! Откуда в нём столько жизни? Мне не вынести, ни за что не вынести столько! Но ведь так не бывает. Её не может быть столько в одном человеке. Откуда?