Житие блаженного Феликса

Беда Достопочтенный Житие блаженного Феликса

Перевод с латинского языка выполнен до изданию: Patrologia Latina / Ed. J.-P. Migne. P., 1844-1855. Vol. 94. Cols. 789A-798B. Тексты Павлина Ноланского приводятся по указанному изданию. Vol. 61. С. 469-483, 490. При написании комментариев использованы следующие издания: Attwater D. A Dictionary of Saints. Harmondsworth, 1978. P. 128-129; Farmer D.H. The Oxford Dictionary of Saints. Oxford, 1992. P. 75; Curtius E.R. European Literature and the Latin Middle Ages. N.Y., 1953. P. 156; A Dictionary of Saints. N.Y., 1980. P. 2452-2453; Петровский Ф.А. Павлин Ноланский // Памятники средневековой латинской литературы IV-VII веков. М., 1998. С. 220-221; Гаспаров М.Л. Авсоний и его время // Авсоний. Стихотворения. М., 1993.

* * *

Павлин, епископ Нолы, в области Кампании, красиво и подробно описал героическими стихами благоуспешную победу блаженного Феликса, которой тот с Божией помощью удостоился в том же городе. Так как эти стихи более удобны для сведущих в законах стихосложения, чем для простых читателей, угодно нам было для большей пользы сделать историю этого святого понятной при помощи простых слов, подражая трудолюбию того, кто переложил историю мученичества блаженного Кассиана из стихотворного труда Пруденция в обычную и всем доступную речь.

Феликс родился в Ноле Кампанской, но от отца-сирийца по имени Гермия[1]. Тот, придя в Нолу с востока и живя в этом городе, словно местный уроженец, стал отцом Феликса и по смерти своей оставил ему наследство значительной величины, которому Феликс, однако, предпочел дары наследия, обещанного на Небесах[2]. У Феликса был брат, носивший то же имя, что и отец, то есть Гермия, с которым святой разделил земное имение[3]. Брат его обычаями своими отличался от Феликса и потому сделался недостоин вечного блаженства. Ибо Гермия усердно стремился лишь к земным благам и предпочел скорее быть воином кесаря, чем Христа[4]. Феликс же, напротив, исполняя тайну полученного им имени, с раннего детства подчинил себя Божественному служению[5]. Благодать его добродетелей произрастала: сначала он исполнял в Церкви служение чтеца, а затем, будучи возведен в степень экзорциста, он начал изгонять нечистых духов из одержимых ими тел. И когда Феликс отличился в этом служении, сиял добродетелями — к чему промедление? — он принял заслуженный им по достоинству сан пресвитера. И он не унизил сан, душу и труды[6], что доказала еще и пришедшая буря испытаний. Ибо в то время преследование, начатое неверными, сотрясло Церковь жестокой борьбой; однако врата смерти не смогли отвратить врата Дщери Сиона от выражения хвалы своему Создателю[7].

И когда учители и творцы неправды приготовились к первой схватке своего безумия с учителями божественной веры и истины, они тайно сговорились или предать смерти лучших епископов и пресвитеров Церкви для устрашения меньших, или принудить их к отречению от веры. Случилось так, что учители заблуждения и злобного безумия, прибывшие также в Нолу, искали епископа этого города, по имени Максим, мужа почитаемого за ученость, благочестие и преклонные годы[8], чтобы предать его на мучения. Он, видя это и помня предписание Господне, которое говорит: “Когда же будут искать вас в одном городе, бегите в другой” (Мф 10:23), отправился до времени в уединение отдаленного места[9], оставив пресвитера Феликса заботиться о городе. Максим любил Феликса, как сына, и желал видеть своим преемником на кафедре.

И когда преследователи не смогли найти епископа, они незамедлительно поспешили наложить руки на Феликса и всеми силами стремились отвратить его, лучшего после епископа города, словно величайшую крепость[10], от постоянства всем известной его добродетели, то прельщая посулами, то угрожая мучениями.

Схваченный безумствующими противниками, но твердо полагающийся на внутреннее утешение Св. Духа, Феликс был ввержен в мрачную темницу[11]. И вот, железные оковы сжимают его руки и шею, ременные путы удерживают ноги. На полу темницы были рассыпаны обломки черепков, и Феликс, окоченевший и исколотый их постоянной остротой, не мог вкусить ни сна, ни покоя среди холода и стужи долгой ночи. Тем временем епископ, который, избегая врагов, удалился в потаенные убежища гор, и сам испытывал мучение из-за страданий не меньших, как если бы его заковали в железо, или посадили на обломки черепков, или сжигали, отдав пламени. Ибо его душу жгла великая забота о своем стаде, жег и тело его голод вместе с леденящим зимним холодом. Епископ пребывал среди кустов терновника без крова и пищи, бодрствуя днем и ночью и непрестанно вознося Богу горячие молитвы[12]. Не трудно было таковой подавляющей силе несчастий довести до самой смерти старческое тело, еще и истощенное долгим постом.

1

Феликс родился в г. Нола в Кампании и там же подвергся преследованиям за веру во время Декиевых гонений (250 г.). Оставшись в живых, он до самой смерти (260 г.) исполнял в родном городе пресвитерское служение. Церковное почитание его как исповедника началось примерно через 120 лет после кончины (PL 61, С. 464) и было столь велико, что о нем упоминает блаженный Иероним. Св. Феликс был известен и за пределами Италии, в Карфагенской Церкви, его имя встречается часто в церковных календарях Древней Англии. Все, что мы знаем о нем, дошло до нас благодаря двум церковным писателям — Павлину, епископу Ноланскому и Досточтимому Беде, причисленным, как и герой их произведений, к лику святых. Эти два человека не только не были знакомы друг с другом, но даже и жили в разное время. Литературные труды первого из них сохранили в поэтической форме предания о жизни исповедника, услышанные им от жителей Нолы. Второй, взяв за основу произведения первого, составил прозаическое житие, сделав описание подвигов св. Феликса общедоступным. См.: Ненарокова М.Р. Святой Феликс Ноланский — герой поздней, античности и раннего средневековья // Диалог со временем. Вып. 8. М.: УРСС, 2002. С. 425-430.

2

Начало повествования о св. Феликсе является пересказом отрывка из стихотворения Павлина (XV, с. 469, 72-75):

Итак, рожденный в этом городе родителем-сирийцем, Он жил в любезной Ноле, думая о ней, как о своей родине, Радуясь приятному месту жительства; получив в наследство много золота, Богатый имениями, он процветал, хотя и не был единственным наследником.

В тексте жития Беда сразу указывает место рождения святого, и область Италии, где оно находится (“в Ноле Кампанской”). Мотив наслаждения унаследованным богатством, как не соответствующий образу аскета, снимается. Беда подчеркивает тот факт, что богатство было оставлено св. Феликсу, и тут же добавляет, перенося сюда пересказанные строки 77-78 из этого же стихотворения, что этим богатствам святой “предпочел дары наследия, обещанного на Небесах”. Тем самым образ св. Феликса у Беды более соответствует агиографическому канону (топос “презрение к земным благам с детства”); усиливается контраст между св. Феликсом и его братом-сонаследником (топос “противодействие семьи аскетическим устремлениям святого”).

3

Павлин пишет: “С Гермией, своим братом, имевшим то же имя, что и отец,/ Он разделил земные богатства” (XV, с. 469, 76-77). Беда пересказывает текст Павлина, но заменяет неконкретные “земные богатства” на вполне определенное “земное наследство”, которое служит противопоставлением уже упомянутому “небесному наследию”. Упоминание “небесного наследия” подчеркивает его большую значимость по сравнению с земными сокровищами.

4

У Павлина довольно много написано о Гермни, брате св. Феликса. Беда выбирает только две черты, определяющие для него характер этого человека: он “настойчиво искал земных благ” (XV, с. 469, 96) и “Живя собственным мечом и неся бесплодный труд/ Ничтожной военной службы, он подчинил себя/ Оружию Цезаря, не исполняя служения Христу” (XV, с. 469, 99-101). Выделяя из всего рассказа эти две черты, Беда, тем не менее, говорит о Гермии очень сдержанно. У него Гермия отличается от св. Феликса “обычаями”, а именно: усердным стремлением к земным благам и службой Цезарю, а не Христу. Беда снимает уничижительную оценку военной службы Термин, данную Павлином, поскольку в англосаксонском обществе принадлежность к дружине славного вождя была естественной и почетной; человек, который по стечению обстоятельств не входил ни в чью дружину и не имел своей, считался изгоем, лишенным места в человеческом обществе. Гермия оценивается Бедой, как человек, не принявший христианства, а не как тот, кто избрал военную службу как дело жизни.

5

Пересказ строк 104-105 (XV, с. 469); “С отрочества предав себя небесному, благочестивая душа/ Начала служить Богу”. Беда добавляет: “Исполняя тайну полученного им имени”. Здесь отразилось средневековое отношение к имени, как к некому ключу к скрытой сущности называемого им лица или предмета. Ср. у Григория Великого: “справедливо тот, кого посылают возвещать о Вышнем Судии, называется ангелом, так как он сохраняет в имени то поручение, которое он исполняет в действии. Ибо высоко имя, но жизнь не выше имени” (S. Gregorii Magni Homilia VI. PL. Vol. 74. C. 1097).

6

Если у Павлина св. Феликс “украсил” своим поведением “сан, душу и труды” пресвитерства, то у Беды он их “не унизил” или “не преуменьшил”.

7

Пересказ строк 116-117 (XV, с. 471): “Началось свирепое исступление неистовых нечестивцев,/ В то время как благочестивая Церковь сотрясается святотатственной войной”; Беда делает тут же собственное добавление, сообщающее читателю о тщетности гонений: “но врата смерти не могли одолеть врата Дочери Сиона от выражения хвалы своему Создателю”. Аллюзия на Евангелие от Матфея (Мф 16:18).

8

Павлин говорит о Максиме, как “старце”, воспитывавшем Нолу “мирными устами” в соответствии со “священными законами” (XV, с. 471, 120-121). Беда делает эту характеристику более определенной и соответствующей агиографическому канону.

9

Павлин не комментирует бегство Максима из города: “обращенный в бегство внезапной бурей <гонений>,/ Он устремился в пустынные места, хотя его вера не исчезла” (XV, с. 471, 124-125).

10

Беда характеризует св. Феликса с точки зрения личностных качеств: “муж разумный”, “смиренный раб <Христов>”, “муж Божий”, а также указывает на тип святости героя: “блаженный исповедник”.

11

Беда заимствует у Павлина фактическую сторону описания мучений святого в темнице, однако Павлин оценивает происходящее иначе: “Железные оковы замыкаются в мрачных темницах./ На руках и шее неподвижно держится сталь. Коченеют ноги/ в туго стянутых ременных путах; рассыпаются/ осколки черепицы, чтобы ложе наказания препятствовало сну” (XV, с. 472-473, 183-186). И если у Беды Феликс страдает в темнице так же, как страдал бы в таких условиях любой человек, Павлин описывает состояние святого следующим образом: “Но не лишен покоя и света исповедник, которому во всем соединенный с ним состраждет/ Христос; и увеличивает себе в тяжких мучениях цветущие венцы тот, кто, шествуя душой, обходит небо” (XV, с. 473, 187-190).

12

Говоря о страданиях Максима, Павлин подчеркивает их физическую сторону: “...его обжигает огонь холода, он коченеет от небесного ледяного дождя, лишенный хлеба и крыши, бодрствуя днем и ночью, напряженной молитвой связывая их (день и ночь) между собой. Тело, поверженное на землю, покрытую терном, ранят колючки; душа сражается с горестями, приходящими снаружи и изнутри; он претерпевает терновые шипы телом, терпит шипы скорби печальной душой” (XV, с. 473, 203-210). Беда частично использует выражения Павлина, но сводит подробности этой ужасающей картины к словосочетанию “такая подавляющая сила несчастий”.