— Зачем?
— Ну как… Вот вагон… а мы двое из Волгограда… и оба в тельняшках.
Ладно. Пододел друг тельняшку. Сели в поезд. И тут загружается к ним питерский омон, возвращающийся из Чечни. Все полосатые. Весь вагон.
Заходят в купе два рослых интеллигентных парня. Весёлые, говорливые. Любимое словцо у обоих: «Не малодушествуй».
Поначалу приняли попутчиков за своих (в тельняшках же!). Потом сообразили, насторожились:
— Так вы штатские? Нет, но это непорядок! У нас оружие…
Хорошо товарищи фэны вовремя языки прикусили, никто не ляпнул:
— Ничего, у нас тоже…
Подумали все четверо, покряхтели, решили, что обойдётся. Выпили, познакомились. Спрашивают Борьку:
— А ты кем служил?
Тот честно отвечает, что стрелял из кривоствольного пулемёта. Спецназовцы чуть на пол от хохота не попáдали. Один даже вскочил и побежал делиться новостью, что-де в их купе едет парень, служивший кривоствольным пулемётчиком. Вскоре ржал уже весь омон. Потом ошеломлённо притих. Дело в том, что с ними был оружейник, так вот он воспринял известие вполне серьёзно. Да, говорит, использовался одно время такой пулемёт — предназначался для отсечения вражеской пехоты от танков, стрелял из-под земли, пуля проходила через металлический шар и меняла направление…
Ну а кем ещё, скажите, мог служить в армии Борис Завгородний?
Глава 4
Слава его была велика. В начале девяностых о Завгаре рассказывали, по-моему, больше анекдотов, нежели о Чапаеве и Штирлице вместе взятых. Разумеется, происходило это в довольно тесном кругу лиц, имевших прямое или косвенное отношение к фантастике, то есть в среде сочинителей, критиков, художников, издателей и просто фэнов. Следует, правда, учесть, что упомянутая среда практически охватывала всю планету, однако, с другой стороны, любая известность так или иначе имеет свои пределы. Зафиксирован случай, когда человек, обожающий Шопенгауэра, слыхом не слыхивал о Киркорове. Согласен, чаще бывает наоборот, но тем уникальнее явление.
Да что там далеко за примером ходить! Мой хороший знакомый, питерский учёный мирового уровня, специалист по бюрократии эпохи Тан, будучи спрошен ночным прохожим: «Земляк, не знаешь, как „Зенит“ сыграл?» — имел неосторожность уточнить: «Во что?» — после чего претерпел массу неприятных физических ощущений.
Так что если вы впервые слышите о Завгороднем, не огорчайтесь своей ущербности. Раз уж Киркорова с «Зенитом», оказывается, не все знают, то что там о Боре говорить!
Пик славы Завгара пришёлся на 1991-й год, и это, на мой взгляд, весьма символично. Как я уже упоминал, действительность почтительно расступалась перед Борисом Завгородним, но то была, повторяю, советская действительность. Теперь же, став капиталистической, она заартачилась, утратила почтение — и звезда фэна № 1 стала помаленьку меркнуть.
Вот уж воистину: за что боролся, на то и напоролся. Как это ни печально, но приходится признать, что Завгару во времена застоя (да и в прочие времена) свойственно было низкопоклонство перед Западом. Рассказывает он взахлёб Михаилу Успенскому, лучшему фантасту той поры, какие замечательные в Америке изобрели туалеты:
— Сам свет включает! Сам дверь открывает! Сам воду спускает!
Успенский ему (ворчливо):
— Сам на стенах пишет…
Раньше Завгар был единственным в своём роде, а тут вдруг дали волю всем желающим. Да и нежелающим тоже. Не можешь быть свободным — научим, не хочешь — заставим.
Нет, какое-то время скандалы сопровождали его по-прежнему.
В девяностые особо притягательной силой обладало сборище любителей фантастики, именуемое «Комариная плешь» и базирующееся на острове Тузла. Да-да, именно там, где теперь зиждится одна из опор Крымского моста.
Принадлежал остров Украине, точнее, санаторию, располагавшемуся на керченском берегу и опрометчиво позволившему провести на своей территории данное интернациональное мероприятие.
И вот представьте: сидит Борис Завгородний посреди «Комариной плеши», перед ним на песке стоит початый ящик спиртного, а вокруг бегают украинские бойскауты.
— Дяденька Завгородний, налей водки!
— А тебе сколько лет? — ошеломлённо спрашивает Завгар. Разумеется, он готов налить и незнакомцу, но возраст, возраст…
— Десять! — с достоинством, а то и с обидой отвечает тот.
Завгородний задумывается. Десять… Ну десять — это ещё куда ни шло. Наливает.
Коротко говоря, за полдня он споил всех украинских бойскаутов.