Бедный и хитроумный идальго не стал искать ни преходящей выгоды, ни телесных услад; он стремился обессмертить и прославить свое имя, ставя тем самым свое имя превыше себя самого. Отдал себя во власть идее о самом себе, вечному Дон Кихоту, памяти, каковая о нем останется. «Кто утратит свою душу, обретет ее», — сказал Иисус;8 а это значит обретет душу, которую утратил, а не что‑либо другое. Алонсо Кихано утратил рассудок, дабы обрести его в Дон Кихоте: рассудок, вознесенный в выси вечной славы.
«Бедняга воображал себя, в награду за свои отважные деяния, уже увенчанным короной по меньшей мере Трапезундского царства (…) он поторопился привести свое намерение в действие». Наш идальго не был всего лишь созерцателем, от мечтаний он перешел к намерению деяниями претворить в явь примечтавшееся. И «первым делом он вычистил доспехи, который принадлежали его прадедам», ибо отправлялся на битвы в мир, ему неведомый, с унаследованными доспехами и оружием, которые в течение многих веков провалялись, забытые, «где‑то в углу». Для начала вычистил доспехи, «изъеденные ржавью мирных дней» (Камоэнс, «Лузиады», IV, 22),9 смастерил себе картонный полушлем с забралом, и вы помните, как он испытал прочность оного, а дальнейшие испытания счел излишними, чем доказал, сколь был рассудителен в своем безумии. «Затем он подверг осмотру свою клячу», и возвеличил одра, узрев его очами веры, и дал ему имя. А затем дал имя самому себе, новое имя, как подобало внутреннему его обновлению, и назвал себя Дон Кихотом и под этим именем стяжал себе вечную славу. И правильно сделал, что сменил имя, ибо благодаря новому своему имени сделался идальго в полном смысле слова, если толковать это слово в соответствии с учением вышеназванного доктора Уарте, который в уже цитировавшемся трактате пишет: «Испанец, который изобрел это именование, hijodalgo,[9] сумел показать (…) что у людей есть рождение двоякое. Одно рождение — природное, и тут все люди равны; другое же — духовное. Когда совершает человек некое героическое деяние, некий из ряду вон выходящий подвиг либо доблестный поступок, он рождается заново, и обретает новых — и лучших — родителей, и перестает быть тем, кем был раньше. Вчера именовался он сыном Педро и внуком Санчо; ныне зовется сыном своих дел. Откуда и ведет происхождение кастильская пословица, гласящая: каждый есть сын своих дел; и поскольку добрые и доблестные дела Священное Писание именует «нечто», грехи же и пороки именует «ничто», то и сложилось это слово «hijodalgo», которое в наши дни означает: потомок кого‑то, кто совершил некий из ряду вон выходящий доблестный поступок…». И таким образом Дон Кихот, от самого себя ведущий происхождение, родился духовно, когда отважился пуститься на поиски приключений и дал себе новое имя в счет будущих подвигов, которые собирался совершить.
Осталось ему только отыскать даму, в которую он мог бы влюбиться. И в образе Альдонсы Лоренсо, очень миловидной молодой крестьянки, «в которую он некоторое время был влюблен, хотя она, по слухам, об этом не догадывалась и не обращала на него никакого внимания», воплотил он самое Славу и назвал свою даму Дульсинеей Тобосскою.
Глава II
«И вот, не сообщив никому о своих намерениях, в один прекрасный день, еще до рассвета (…) он тайно от всех вооружился во все свои доспехи, вскочил на Росинанта (…) и через задние ворота скотного двора выехал в поле, радуясь и веселясь, что ему так легко удалось приступить к столь славному делу». Таким вот образом, от всех втайне, через задние ворота скотного двора, словно в намерении совершить нечто запретное, выехал он в мир. Редкостный пример смирения! А суть в том, что выехать в мир можно через любые ворота, и когда снаряжаешься на подвиг, нечего задумываться, через какие ворота податься.
9
Слово это, согласно этимологии доктора Уарте, состоит из трех компонентов: существительного «hijo» — сын, «d» — усеченного предлога («de»), выражающего категорию принадпеж- ности, и местоимения «algo» — «нечто», «что‑то».