Обратим особое внимание на эти слова: «Достаточно мне ему приказать, и он окажет мне почтение»: слова эти — доказательство тому* сколь глубока была вера нашего Рыцаря в самого себя и какое самовозвышение обретал он в этой вере, ибо, не свершив еще никаких дел, почитал себя сыном тех, каковые намеревался свершить и благодаря каковым намеревался стяжать славу и бессмертие своему имени. На первый взгляд может показаться, что не очень‑то по–христиански считать себя сыном собственных дел, если все мы — чада Божии; но христианская суть Дон Кихота таилась глубже, куда глубже, чем благодать, даруемая верой, чем достоинство, заслуженное делами; она уходила в тот корень, что един и для благодати, и для природы.
Пообещал, стало быть, Хуан Альдудо, богатей, что выложит пастушонку все до последнего реала, да еще самыми что ни на есть звонкими монетками; сказал ему Дон Кихот, что тот может обойтись без лишнего звона, лишь бы сдержал свою клятву, не то он, Дон Кихот, вернется и накажет его, в чем тоже клянется; и сыщет, даже если тот спрячется хитрее, чем ящерка; так вот, дал такое обещание Хуан Альдудо, и Дон Кихот удалился. И когда скрылся он в лесной чаще и исчез из виду, поворотился богач Альдудо к своему пастушонку, привязал его снова к дубу, и пришлось тому заплатить дорогой ценой за правосудие Дон Кихота. И пастушонок «ушел в слезах, а хозяин его стоял и смеялся: вот каким способом доблестный Дон Кихот отомстил за обиду», — добавляет Сервантес не без злорадства. И заодно злорадствовать будут все, кто разглагольствует о том, что следование идеалу всегда производит обратное действие. Но теперь‑то, кто теперь смеется и кто плачет теперь? Рыцарь следует своим путем, исполненный веры, восхваляя свой подвиг и то, как он «вырвал бич из рук бесчестного злодея, который без всякой причины истязал слабого отрока». Каковому отроку, надо думать, вторая порка, когда хозяин отстегал его до полусмерти, больше пошла на пользу, чем первая, возможно вполне заслуженная по меркам человеческого правосудия. Вторая беспощадная порка сослужила ему службу и дала урок куда полезнее, чем обещанные шестьдесят три самых что ни на есть звонких реала. И кроме того, каждое приключение нашего Рыцаря раскрывается цветком в свой час и на своей почве, но корни каждого уходят в вечность, и в вечности, в глубинах глубин, несправедливость, от которой пострадал слуга Хуана Альдудо, богатея, отомщена навсегда и сполна.
Итак, последовал Дон Кихот путем, который угодно было избрать Росинанту, ибо все пути ведут к вечной славе, когда в груди живет стремление к славным деяниям. Вот и Иньиго де Лойола, когда по пути в Монтсеррате расстался с мавром, с которым поспорил, решил предоставить на усмотрение своему коню выбор и пути, и будущности. И как раз тогда, когда следовал Дон Кихот той дорогой, он и встретился с компанией купцов из Толедо, направлявшихся в Мурсию закупать шелк. И представилось ему, что его ждет новое приключение, и остановился он перед ними, как описано у Сервантеса, и потребовал, чтобы они, купцы — эти торгаши! — признали, «что во всем свете нет девицы более прекрасной, чем императрица Ламанчи, несравненная Дульсинея Тобосская!»
Мелкие душонки, измеряющие величие деяний человеческих неизменной материальной выгодой либо способностью к безмятежному приспособленчеству, восхваляют побуждения Дон Кихота, когда тот принуждает раскошелиться богача Альдудо либо спешит на помощь тем, кто в помощи нуждается, но усматривают всего лишь безумие в требовании нашего идальго признать несравненную красоту Дульсинеи Тобосской. А ведь это бесспорно одно из самых донкихотовских приключений Дон Кихота; иными словами, одно из тех, что всего более возносят ввысь сердца людей, которых искупило его безумие.22 На сей раз Дон Кихот намерен сражаться не ради того, чтобы помочь нуждающимся, восстановить попранную справедливость и отомстить за оскорбленных, но ради того, чтобы завоевать духовное царство Веры. Он хотел, чтобы купцы, которым сердце заменяла мошна и которые по сей причине способны были видеть одно лишь царство материальной выгоды, признали существование духовного царства и таким образом сподобились искупления, хоть и против воли.