Некий вельможа был весьма суров по характеру, к тому же и корыстолюбив, и не особенно боялся Бога; ум его постоянно искал, откуда бы извлечь выгоду, отсудить себе чужие вотчины или крестьян чужих приобрести, – это было заботой его жизни.
Особенно же не любил вельможа Сергиеву обитель, в которой славится имя Безначальной Троицы и Пречистой Богородицы и служат молебны преподобным чудотворцам Сергию и Никону. Некоторые вотчины Сергиевы он выменял себе, и в то время как начальствующие полагались на его душу в купчих крепостях, не предполагая в нём злого умысла, он обманул их и нанёс монастырю большие убытки, потому что не боялся Бога. К монастырским слугам он приставал со множеством несправедливых исков и вверг их в большую нужду, так что они не могли расплатиться, – глумясь над ними, он приобретал себе богатство. И крестьян из вотчин Сергеевых он забирал себе, не вменяя того себе во грех; начальствующие же не могли ничего с ним сделать, потому что был он в большой силе.
Не раз вельможа в своём высокоумии превозносился и над самой обителью чудотворца, осуждая распоряжения прежних начальников, бывших здесь, и желая учинить некое новое устроение в обители Сергиевой, не по чину прежних уставов и не такое, как устроили за много лет прежние Государи Цари и Великие Князья по своему царскому рассмотрению и по завещанию самого святого чудотворца Сергия, о чём в Житии его написано, что и доселе соблюдается и неизменно сотворяется. И в таких его помышлениях прошло некоторое время.
Как рассказывали некие боголюбивые люди, трижды собирался он ехать в Троицкий монастырь и трижды препятствовал ему Промысл Божий: то задержала его глазная болезнь, то от Сергиева образа свалилась свеча и спалила ему бороду, а в третий раз он получил повеление от Самодержца ехать на службу на Украину. Вельможа не спешил ехать, потому что Бог судил ему вскоре на уже уготованном месте получить мзду за свои дела. Ибо не только Сергиевы сироты плакали от него, но и весь мир стонал ко Господу Богу от его обид, и уже прошло время злобы его, множество слёз со всего мира излилось ко Всевидящему Оку.
В 7156 [1648] году, на праздник Святой Троицы, во время Божественной литургии ставил он у Преподобного Сергия, у раки, свечу, и, сколько он ни ставил, она всё время падала из его рук на землю. Охваченный стыдом, он отдал свечу стоявшему у раки иноку и, отойдя, встал на место, лицо же его изменилось.
Стоявшие тут иноки и миряне, глядя на него, удивлялись, как изменилось лицо его, и говорили между собой: «Что это значит? И свечи, – говорили они, – не изволил чудотворец Сергий от него принять». Ибо таков обычай людей мира сего: от кого они принимают любовь и добро или от кого терпят зло и напасти, на того и смотрят больше, чем на других людей, и глаза их постоянно на том останавливаются; так и здесь случилось.
Через десять дней после того как он ушёл из обители, в Московском государстве взволновалась чернь[246] словно безумная, и, восстав, ограбила дома многих бояр, иных же честных людей и побили. Да к тому же, гневом Божиим, в это мятежное время начался большой пожар, и многие люди сгорели.
Вельможа бежал из Москвы по Ярославской дороге, но посланные за ним, догнав под Троицким монастырём, схватили его и привели в монастырь. И прежде не попустил ему Бог судить монастырь Сергиев с гордостью и со злобою, теперь же все увидели его, силою приведённого, в смиренном виде. Вспомнив о своём грехе, вельможа плакал перед всеми и, припадая к раке Преподобного Сергия, взывал во всеуслышание, рыдая и всхлипывая и говоря, что виноват перед его обителью. И, отойдя от Сергеевых мощей и увидев тех, кому некогда сделал зло или принёс убытки, просил у них прощения со слезами; и у начальствующих тоже просил прощения, более же всего просил принять его покаяние, исповедь о грехах. Но священники отказывались принять его на покаяние из-за страха, нависшего над Москвой, и потому, что говорили о нём много дурного.
Келарь же умолил о нём сторожей и послал священноинока из своей келлии, по имени Авраамий, повелев исповедать этого вельможу в церкви Святой Троицы. Получив возможность покаяться, в день воскресный он был отправлен в Москву, и утром в Сергиевой вотчине, в селе Ростокине, священноинок Авраамий причастил его Телу и Крови Христовой.
В тот же день на земском дворе[247] этот вельможа был убит чернью, сподобившись покаяния и причастия милостью Преподобного Сергия.
ГЛАВА 75.
246
Восстание 1648 г. в Москве началось 1 июня; царской охраной были разогнаны челобитчики, пытавшиеся передать прошение Царю, когда он возвращался с богомолья из Троице-Сергиевой Лавры. Начавшийся 3 июня пожар усилил народное волнение. В последующие дни толпа потребовала выдачи нескольких бояр, известных своим произволом и вымогательством, в частности Петра Тихоновича Траханиотова, ведавшего Пушкарским приказом. Царь отослал Траханиотова из Москвы, но под давлением народа вынужден был вернуть его и выдать восставшим. Есть основания полагать, что Симон Азарьин в данной главе имеет в виду именно Траханиотова.
247
Земские приказы в первой половине XVII в. назывались земскими дворами. На них были возложены административно-полицейские функции – мощение и уборка улиц, предотвращение пожаров, пресечение преступлений и общественных беспорядков. В XVII в. в Москве было два земских приказа – Старый и Новый.