После поучения святой игумен в первый раз благословил свою братию. При этом он поручал себя их молитвам, исповедуя свою немощь ввиду той тяжкой ответственности пред Богом, какую он принимал на себя, если бы кто подвергся соблазну по его вине. «Молитесь, братие, обо мне, – говорил смиренный игумен, – ибо я человек малосведущий и неопытный. Вот я принял от Царя Небесного талант и должен буду отдать в нем отчет. Страшит меня слово Господа: «…иже аще соблазнит единаго малых сих верующих в Мя, уне есть ему, да обесится жернов осельский на выи его, и потонет в пучине морстей» (Мф. 18, 6). Какое же горе угрожает тому, кто своим неразумием погубит многие души! И буду ли я иметь дерзновение, представ пред Господа, сказать Ему: «Се, аз и дети, яже ми даде Бог»? (Ис. 8, 18). Услышу ли я сей Божественный глас великого Пастыря горних и дольних, с милосердием вещающего: “Рабе благий и верный… вниди в радость Господа Твоего?” (Мф. 25, 21)».
Так вступил Преподобный в управление своею родною обителию. Поучая братию, он избегал многоглаголания; его речь обнаруживала глубокое знание Священного Писания, дух и смысл которого он постигал не умом только, но и сердцем, просвещаемый благодатию Божией и руководимый опытом духовной жизни. Оттого все его поучения, при своей простоте и краткости, были проникнуты особенною силою, дышали благодатным помазанием и властно действовали на сердца слушателей. В одной из рукописей ХVII века, принадлежавших Новгородской Софийской библиотеке, а ныне находящихся в библиотеке С.-Петербургской Духовной Академии, есть такое поучение Преподобного Сергия: «Внимайте себе, братие, всех молю, прежде имейте страх Божий и чистоту душевную и любовь нелицемерную, к сим и страннолюбие, и смирение с покорением, пост и молитву. Пища и питие в меру, чести и славы не любите, паче же всего бойтеся и поминайте час смертный и второе пришествие»77.
Вот и все поучение. Действительно ли оно написано самим Преподобным Сергием, или только записано его учениками, но от него, несомненно, веет духом Сергиева смирения, и потому мы читаем его, в несколько сокращенном виде, на многих древних иконах угодника Божия, написанным в свитке.
Блаженный Епифаний говорит, что Преподобный Сергий всегда имел пред духовным взором своим великие образцы ангелоподобной жизни таких светильников монашества, как великие Антоний и Евфимий, Савва Освященный и Пахомий, Феодосий Киновиарх и др. Поэтому в своих беседах с братиею и в поучениях он любил воспоминать об их подвигах и всегда удивлялся, как они, будучи облечены плотию, побеждали врагов бесплотных и были страшны диаволу; сильные земли в удивлении склонялись пред ними, а они во смирении благодетельствовали людям – исцеляли больных, избавляли от бед на суше и на море, предстательствовали в час смертный, питали нищих, вдов и сирот, по слову Апостола: ничтоже имуще, а вся содержаще (2 Кор. 6, 10). Размышляя о сем, Преподобный усердно молил Бога, дабы сподобил его непреткновенно идти по стопам сих подвижников, и убеждал братию подражать их равноангельной жизни.
Игуменство Преподобного Сергия во многом напоминало игуменство Преподобного Феодосия Печерского: та же строгость к себе и любовь к братии, та же неутомимость в трудах, бессонные ночи, обличение праздных, тихие, кроткие речи, растворенные слезами отеческой любви. В отношении к братии и в сане игумена он нисколько не переменился. По-прежнему он учил не столько словом, сколько своим примером. К великому утешению братии, каждый день совершал он Божественную литургию. Никакая усталость, никакие дела и заботы не могли помешать ему первым являться в церковь ко всякому Богослужению, и выходил он из церкви всегда последним. В продолжение всей службы Божией он стоял как свеча и отнюдь не позволял себе прислоняться к стене, «что знаменовало, по выражению святителя Московского Филарета, мысль, в Богомыслии водруженную, и дух, непобеждаемый леностию тела». Сидения в церкви не допускал никогда. Памятуя слова Господа: «…иже аще хощет в вас быти старей, да будет всем раб» (Мк. 10, 44), он и в сане игумена продолжал по-прежнему служить братии в домашних делах: он сам скатывал свечи, варил кутию, или коливо, которое в те времена было приносимо в церковь на память всех великих святых, особенно же просфоры всегда приготовлял сам, не допуская никого из братии участвовать в этом, хотя, конечно, многие и желали того; даже и пшеницу для сего молол сам. А потом приносил сии чистые труды благоговейных рук своих к алтарю Божию для бескровной жертвы Господу Богу.