ГЛАВА XI
Смиренный чудотворец
Искажение пустыни. Слава Сергиева. Сердобольный отец
и воскрешенное дитя. Исцеление поселянина. Вельможа с берегов Волги
и изгнание бесов. Обилие потребных. Худость ризная.
Соблазнившийся простец и благодатный старец
( 1354 – 1391 )
Радуйся, увеселение и отрада к тебе прибегающим!
Радуйся, чудес пучино, Богом излиянная!
Акаф. 1. Ик. 4
Радуйся, господствию духа плоть свою покоривый,
Радуйся, силу дарования в чудесех явивый!
Акаф. 2. Ик. 1
Льготы, объявленные наместником князя Андрея Радонежского для переселяющихся в его родной удел, мало-помалу привлекали новых поселенцев, которые подвигались незаметно своими поселками к обители Сергиевой; однако же в продолжение десяти-двенадцати лет после ее основания обитель оставалась как бы в стороне от мира, отделенная от него дремучими лесами. Но с течением времени слава о подвигах Преподобного Сергия распространялась все больше и больше, а потому и место его пребывания становилось все открытее. Около 1352–1354 годов, при Великом Князе Иоанне Иоанновиче, брате Симеона Иоанновича Гордого, в окрестностях обители Сергиевой стали кое-где селиться земледельцы, никто не запрещал им вырубать леса, до которых не касалась еще рука человеческая. Мало-помалу обратили дебри пустынные в чистое поле, которое засевали хлебом, в пролесках поставили одиночные дворы, а в иных и селения и таким образом, как не без сожаления выражается блаженный списатель жития Сергиева, «исказиша пустынь, и не пощадеша, и составиша селы и дворы многи». Затем проложена была мимо монастыря большая дорога в северные города, и обитель стали посещать не только простые люди, но и бояре. «Мир, – говорит один историк, – приходил в монастырь Сергиев, и то, что он видел здесь, – быт и обстановка пустыннаго братства, уже поучало его самым простым правилам, которыми крепко людское христианское общежитие. В монастыре все было бедно и скудно, или, как выразился разочарованно один мужичок, пришедший издалека в обитель Преподобного Сергия повидать прославленного, величественного игумена, “все худостно, все нищетно, все сиротинско” в обиходе братии столько же недостатков, сколько заплат на сермяжной рясе игумена, но все дружны между собою и приветливы к пришельцам, каждый делает свое дело, каждый работает с молитвой, и все молятся после работы, во всех чуется скрытый огонек, который без искр и вспышек обнаруживался живительной теплотой, обдававшей всякого, кто вступал в эту обитель труда и молитвы. Мир видел все это и уходил ободренный, освеженный, подобно тому как мутная волна, прибивая к прибрежной скале, отлагает от себя примесь, захваченную в неопрятном месте, и бежит далее светлой и прозрачной струей»89. Таково было впечатление обители Сергиевой на всех, кто ее посещал тогда, – впечатление глубоко благотворное и назидательное. Незаметно, подобно закваске, о которой говорит Спаситель в Своей притче, это впечатление ложилось на душу посетителей и уносилось ими в их родные семьи как светлый пример жизни по заповедям Божиим. Но не в этом только впечатлении была главная сила, самое важное, что влекло в тихую, бедную обитель Сергиеву православных русских людей. Их привлекал сюда светлый образ самого дивного подвижника, они шли сюда затем, чтоб попросить у него молитв, получить от него благословение, услышать от него слово духовного назидания, открыть ему свои скорби душевные и в беседе с ним найти себе утешение и подкрепление. Чудный некогда юноша Варфоломей стал теперь великим Сергием, который был всем для всех, чтобы всех руководить ко спасению. И он тихо совершал это великое дело как «святое послушание», возложенное на него Господом. Целые полвека приходившие к нему, вместе с водой из его источника, черпали в его келлии утешение и ободрение и, возвращаясь в свой круг, по каплям делились ими с другими, так что к концу жизни великого старца Божия «едва ли, как выражается тот же почтенный историк, вырывался из какой-либо православной груди на Руси скорбный вздох, который бы не облегчался молитвенным призывом имени святаго старца»90.