Старший альгвасил Хуан Минайя, арестовавший Франсиско, наведывался еще не раз и всегда что-то уносил: мебель, сундуки с книгами, хирургические инструменты и серебряную посуду.
Когда на свет появился сын, священники напомнили Исабель, что ей строго-настрого запрещено общаться с мужем, пусть даже не пытается передать ему весть о событии. Всеми покинутая, она влачила жалкое существование на юге Чили и от отчаяния мечтала, чтобы на город напали индейцы, перерезали всех жителей, а заодно положили бы конец и ее страданиям.
О Франсиско Исабель ничего не знала, да и знать не могла. Местный комиссар инквизиции объяснил ей, что всякие надежды следует оставить, смиренно принять удар судьбы и научиться выживать в одиночку, как выживает в пустыне кактус, палимый нещадным солнцем. Муж едва ли выйдет на свободу, а если такое чудо все-таки случится, увидеться они смогут очень и очень нескоро. Со временем комиссар вошел в положение измученной женщины. Он внимательно перечитал брачный договор и обнаружил, что бывший губернатор Кристобаль де ла Серда проявил дальновидность и постарался подстелить падчерице соломки: деньги, оставленные родителями ей в приданое, а также сумма, внесенная женихом, конфискации не подлежали. Если их удастся истребовать, Исабель сможет вздохнуть с облегчением, спокойно растить детей и ждать, когда вернется муж, что, впрочем, весьма маловероятно. Комиссар решил сделать доброе дело и помог ей подготовить прощение, которое потом следовало отвезти не куда-нибудь, а прямо в столицу вице-королевства. Разумеется, наскрести денег на такое далекое путешествие было непросто, да и детей Исабель боялась надолго оставлять, но благодетель все же уговорил.
И вот в июле 1638 года просительница вступает на улицы Лимы, где в тайных застенках инквизиции томится ее Франсиско. Она проделала тот же полный тягот путь по воде и по суше, что проделал супруг почти двенадцать лет назад. Наверное, он где-то здесь, рядом, если, конечно, еще жив.
Исабель вспоминает, как счастливы они были с того самого момента, как встретились их удивленные и восхищенные взгляды. Удастся ли ей увидеть любимого, посмотреть в сияющие глаза, поговорить с ним, обнять? Да что там обнять! Хоть бы голос услышать из-за запертой двери, хоть бы весточку получить — клочок бумаги, исписанный знакомым бисерным почерком. В первые, самые горькие месяцы разлуки она без конца возвращалась мыслями к той страшной ночи. Однако потом начали всплывать и радостные воспоминания, приправленные едкой солью тоски. Денно и нощно Исабель терзалась вопросом: могла ли она помочь мужу? Ответом было единственное слово — «нет», иглой засевшее в сердце. Того же мнения придерживались и немногие соседи, не переставшие общаться с зачумленной, и добрый священник, ее духовник. Инквизиция — заоблачная вершина, недостижимая для чаяний и надежд простых смертных. Франсиско не спасти, но обратиться со смиренной просьбой вернуть то, что принадлежит ей по закону, все-таки надо попробовать. А потом помолиться и уповать на чудо.
Но разве не чудо быть здесь, в Лиме, в одном городе с родным человеком?
В конце концов рекомендательные письма ложатся на стол Хуана де Маньоски. Судья не торопится дать ответ, но однажды после мессы все-таки решает принять челобитчицу.
Женщину сопровождает вооруженный стражник. Красота Исабель давно поблекла, однако, несмотря на седые пряди и ранние морщины, можно поверить, что когда-то на нее засматривались мужчины. В голове у бедняжки крутятся обрывки фраз, заготовленных еще в порту Вальпараисо, перед отплытием. Неужели это не сон? Ведь столько лет ей никто и руки не подавал, а тут надо же: важный гвардеец ведет ее лично к судьям, перед которыми трепещет все вице-королевство! Переступив порог величественного зала, Исабель сразу падает на колени, ибо не знает, как держать себя перед властителями людских судеб. Альгвасил жестом приглашает просительницу сесть, инквизитор холодно кивает, и супруга Франсиско дрожащим голосом зачитывает письмо, тщательно составленное от ее имени комиссаром инквизиции города Консепсьон.
В послании говорится, что законная супруга врача Франсиско Мальдонадо да Сильвы нижайше просит вернуть ей стоимость имущества, являвшегося ее приданым, а потому не подлежавшего конфискации (список прилагается). И далее: «Молю Вашу милость оказать мне снисхождение, ибо я терплю крайнюю нужду, не имея иных средств к существованию, кроме тех, что принадлежат мне по праву».
Маньоска рыгает в кулак. У отрыжки вкус только что выпитого шоколада. Желая поскорее скинуть нудное разбирательство с плеч долой, он диктует секретарю распоряжение: рассмотрение дела о возврате имущества поручить Мануэлю Монтеалегре. Исабель так тронута, так благодарна, что не может сдержать слез — ее выслушали, ей готовы помочь!