— Один морозильник… — робко попытался возразить муж.
— Хрен редьки не слаще! — авторитетно перебил его брюнет, с таким видом, словно регулярно питался этими корнеплодами.
Муж напомнил электрикам о счетчике и с огромным трудом выпихал их из кухни. Поворчав и поломавшись, брюнет снова полез в щит и выкрутил оттуда очередную хреновину, куда
вставлялась японская фиговина и которая, оказвается, мешала вкрутить нормальную
автоматическую пробку (которая у нас была, но по вышеупомянутой причине к щиту не
подходила!).
После чего свет воссиял во всей красе, а электрики, наоборот, загрустили. Ибо муж начал ненавязчиво интересоваться, не спешат ли они еще к кому-нибудь на электропомощь, потому что желания выметаться из нашей квартиры они что-то не изъявляли.
— Мужчина, а давайте мы еще вам что-нибудь починим! — возмолились электрики и стали энергично ковыряться в проводке с явным намерением расколупать ее по всей квартире, вместе с обоями и гипсокартонной перегородкой. Оторвать их от нее удалось далеко не сразу, потому что стоило оттеснить к двери одного, как второй тут же прошмыгивал обратно и начинал вещать всякие страхи о нашей гнилой проводке, которая только и ждет, пока мы уснем, чтобы закоротить и изжарить нас в постелях!
Но муж — честь ему и слава — не поддался на провокации, и электрики были успешно изгнаны из квартиры!!!
***
— Надо было им тысячу дать, — с укоризной заметила я, выслушав эту историю.
— Угу, — мрачно поддакнул муж, — скажи еще, натурой!
#
Как мы ходили в агрофитоценоз
Народ в моей гостевой вовсю осуждает свои экзамены, а мне остается только ностальгировать по летней учебно-полевой практике на биофаке.(Свернуть)
Выглядела оная практика так: препод, досточтимый АлМит (Александр Александрович Митянин) собирал побольше студентов (чтобы два раза не ходить) и шел с ними в лес. Нет, не то, что вы подумали, хотя в группе был всего один парень, на любителя. А, как постебался Гоблин в «Сорванных башнях» — «Гербарии из бабочек сушить… чучелА из мышей делать».
Вооруженные инвентарем для «чучелов», т. е. биноклем (в нашей подгруппке Хранителем Бинокля была я; на ночь я забирала его домой и мы вместе с мамой попеременно разглядывали в него строителей на соседней крыше — бронзовокожие парни в трусах и касках, мммммм…), с помощью которого предполагалось наблюдать за распевающими «где-то там» птицами (Алмит безошибочно — гхыр проверишь! — называл их по голосу, а мы безуспешно пытались хоть кого-то увидеть — лично я увидела аж двух, желтую трясогузку и дрозда-рябинника! — но с остальными 48 обязательными для рассмотра вида мне не повезло, так что я просто записала в конспект «Типа видела такую-то птычку»), мы с шуточками-прибаутачками шлялись сначала по роще вокруг биофака, потом вокруг Минского моря (поющая лягушка в бинокль — это что-то!!! И как она не лопнет???) и, наконец, дозрели до похода в девственных лес… хотя гхыр его знает, я у него справку от гинеколога не требовала… Кхм… отвлекалаь:-)
В общем, радостно загрузившись в электричку, мы отъехали от Минска и высадились в какой-то деревне непуганых ласточек и вконец обнаглевших дроздов, которые сидели на проводах, как прищепки на балконных струнах. Ходить под проводами было весьма опасно, причем отнюдь не из-за напряжения…
Для начала мы, провожаемые злорадными ухмылками клещей, углубились собственно в лес. Еловый. И Алмит возжелал подманить рябчика путем воспроизведения неких жутких звуков, исторгаемых при помощь листика и двух ладоней.
Через пять минут благоговейного ожидания нам удалось подманить группу наших однокурсников, возглавляемых не менее талантливым импровизатором. Раскланявшись, точнее, согнувшись пополам от хохота, мы продолжили свой тернистый… то есть коряжистый и хворостистый путь. И вскорости вышли собственно в агрофитоценоз.
— Это — агрофитоценоз, — нравоучительно сообщил Алмит, украдкой поддергивая штаны цвета хаки.
— Ага… — Неопределенно сказали студенты, конспектируя.
Я, чувствуя, как кеды напитываются водой, возненавидела агрофитоценоз всеми фибрами своей души. Собственно говоря, это звучное длинное слово скрывало всего лишь поле, поросшее зеленой травкой. Травка еще не знала, что к осени превратится в ячмень и сгниет на полях из-за отсутствия техники, а вернее — из-за нерадивости колхозников. В агрофитоценозе было сыро. Моросил мелкий противный дождик. Черный жирный чернозем расклизся в черную жирную грязь. Студенты биологического факультета стояли в этой грязи чуть ли ни по щиколотку, ожидая, когда же обутый в сапоги Митянин прекратит возносить дифирамбы агрофитоценозу.
— Кто же обитает в агрофитоценозе? — Спросил Митянин, словно не замечая бедственного положения будущего науки.
— Люди… — Мрачно сказал Женя. С утра пригревало солнышко, и он рискнул отправиться в агрофитоценоз без куртки.
— А из диких? — Поинтересовался Митянин.
— Лягушки…
— Лягушки — это возле болот.
— А это что?
— Это — агрофитоценоз. Место, состав растительности которого диктует человек. — Митянин скосился на недоумевающие лица студентов и поправился: — То есть, сельскохозяйственные угодья, на которых что-то посажено. Так кто в них обитает?
— Аист… — Несмело сказала Света.
— Правильно!
Женя возмутился.
— А я что сказал? Раз здесь водится аист, он должен что-то жрать. А жрут аисты лягушек. Значит, здесь есть и лягушки!
— Да, возможно, в небольшом количестве. — Осторожно согласился Митянин, опасаясь уронить престиж науки, пошатнувшийся перед неопровержимыми фактами. — А вот и аист! Студенты, обратите ваши зеркала души к во-он той водонапорной башне!
Молодой несмышленый аистенок сидел на краю башни и с задумчивым видом пытался припомнить, что же он съел такого, от чего ему теперь так худо. Под растроганными взорами студентов он задрал хвост и обильно испражнился. Белая струйка жидкого помета украсила обшивку водонапорной башне.
— Записывайте. — Скомандовал Митянин.
— Что записывать?
— Ну, где вы увидели птицу, какая часть оперения вам бросилась в глаза, чем занималась птица в момент наблюдения.
— Может, последнее — не стоит? — Робко спросила я.
Студенты заржали. Митянин, привычно покраснев, велел народу рассредоточиться по агрофитоценозу и искать в оном иные формы жизни, и, буде таковые ловить и нести к нему.
Увы, рассредоточиться удалось только мне и Женьке — Женьке было наплевать, что его ботинки уже по колено в грязи, а я была в кроссовках на размер больше нужного, и они меня держали, как лыжи на снежном насте. Прикиньте, некоторые из наших «юных биологинь» умудрились припереться в агрофитоценоз… в туфлях на пятидюймовых шпильках!!! Каково?? Оставленные ими следы выглядели очень забавно — отпечаток ввалившейся туфли с глубокой дыркой в центре каблука. Кто смотрел фильм «Чернокнижник», помнит, как там колдуну гадости делали — в его следы гвозди вбивали, а он выл дурным голосом.
Наши девки тоже выли, но по другой причине — после каждого десятого шага им приходилось останавливаться и откапывать ушедшую в грунт туфлю…
В результате долгих поисков была найдены дохлая кошка. Женька торжественно поднял ее за хвост и пошел предъявлять преподу. Алмит обозвал ее «формой смерти» и предложил студенту сделать из нее чучелО и приколоть к коллекции. Даже пятерку, гад, пообещал!
Пошел дождь, и неслабый. Но Алмит, вдохновленный результатом поисков, возжелал показать нам ворона, который якобы гнездился «воооон там в лесочке за агрофитоценозом»!!!
Поглядев на девок, в позе одноногих журавлей застывших посреди поля, Алмит сжалился и разрешил им откопаться и чапать к шоссе, а прочим энтузиастом «чучелов» идти за ним. И мы с Женькой отважно пошли. Я и впрямь хотела посмотреть на ворона, а Женьке просто лень было помогать девкам выкапываться, хотя они и жалобно вопили нам вслед.
Но если вы думаете, что ворон покорно сидел и ждал нас, как нанятый, то хвигушки! Алмит ограничился тем, что показал нам дерево, на котором вышеупомянутый должен был дежурить. Мы добросовестно оглядели его в бинокли и, пометив в тетрадках «Видели ворона», пошли назад, откапывать коллег, которых, ессно, за время нашей прогулки только засосало в агрофитоценоз еще глубже…