[24] достиг того, что он включил его обитель в ряд ночлегов. После десятого дня пришли к нему, но у него в винограднике, по которому они шли, были расставлены сторожа, которые, бросая камни и комки и вертя пращами, отогнали приближавшихся; таким образом все отправились утром, не вкусив лозы, а старец смеялся и скрывал, что он знает о случившемся. 27. Затем они были приняты другим монахом, по имени Савой – следует умолчать имя скупого и назвать имя щедрого – и так как было Воскресенье, то он приглашал их всех в виноградник для того, чтобы до часа пищи они подкрепились вкушением лозы после трудного пути. Но святый сказал: «Проклят тот, кто будет искать отдохновения телесного ранее духовного. Будем молиться, петь, сотворим долг перед Господом, и затем поспешим в виноградник». И так, исполнив службу, он, став вверху, благословил виноградник и распустил своих овец на пастбище. А питавшихся было не менее трех тысяч. И хотя виноградник, пока еще был не тронут, ценился, во сто сосудов 38 через двадцать дней дал триста. А тот скупой брат, собравший гораздо менее обыкновенного, поздно воскорбел о том, что и оставшееся превратилось в уксус. Старец предсказал многим из братии, что это так [25] случится. Он в особенности отвращался от монахов, которые, вследствие какого-то недоверия к будущему, откладывали из своего и имели рачение или к деньгам, или к одежде, или к чему-либо из других вещей преходящих вместе с миром. 28. Наконец, одного из братии, жившего от него на пятом милиарие 39, он прогнал с глаз своих, так как узнал, что он через меру осторожно и трусливо блюдет за своим огородом и имеет немного денег. Этот, желая примирить с собою старца, часто приходил к братии, и в особенности к Исихию 40, которого он очень любил. И так, однажды он принес пучок гороху, как он был, с зеленью. Когда Исихий предложил его на вечернюю трапезу, старец воскликнул, что он не может выносить его зловония, и вместе с тем спросил, откуда он. Исихий отвечал, что некий брат принес братии новинку со своего огорода. «Разве ты не слышишь, сказал (старец), отвратительного зловония, и что от гороха смердит скупостью? Отдай быкам, отдай бессловесным животным, и посмотри, будут ли есть они?» И когда тот, исполняя приказание, положил в стойло, быки испугались и, замычав громче обыкновенного, оборвали привязи и разбежались в разные стороны. Старец имел ту [26] благодать, что по запаху тела и одежды и тех предметов, к которым кто прикасался, узнавал, каким бесом или каким пороком был тот одержим 41. 29. И так, на шестьдесят третьем году жизни, видя большой монастырь и множество братии, жившей с ним, видя толпы тех, которые приводили к нему одержимых различными недугами и нечистыми духами, так что окружная пустыня наполнялась людьми всякого рода – он ежедневно плакал и с невероятною тоскою вспоминал о прежнем образе жизни. Когда братия спрашивала его, по поводу чего он убивается, он отвечал: «Я опять вернулся в мир и приял награду при жизни. Вот, жители Палестины и соседние области думают, что я имею какое-либо значение, и под предлогом монастыря, имею полную утварь для управления братией». Братия берегли его, в особенности Исихий, который с удивительною любовью предался почитанию старца. И когда он прожил в такой скорби два года, то Аристенета, о которой мы упоминали выше 42, бывшая тогда замужем за префектом, но не имевшая ничего из гордости префекта, пришла к нему, желая пройти и к Антонию. Он ей ответил с плачем: «Хотел бы пойти также и я, если бы не был заключен в темницу этого монастыря, и если бы была польза от путешествия. Сегодня уже два дня, как весь мир лишился такого отца». Она поверила и [27] осталась, и немного дней спустя, когда прибыл вестник, услышала об успении Антония 43. 30. Пусть другие удивляются чудесам, которые он сотворил; пусть удивляются невероятному воздержанию, знанию, смирению; я же не изумляюсь так ни перед чем, как перед тем, что он мог попрать славу и почесть. К нему стекались епископы, пресвитеры, толпы клириков и монахов, матрон, также и Христианок – великое искушение! – и из разных городов и полей простой народ, также и сильные мужи, и судьи, для того, чтобы получить благословенный им хлеб или елей 44. А он не мечтал ни о чем другом, как об уединении, до того, что в один день решил отправиться, и, когда привели к нему осла – будучи чрез меру истощен постом, он едва мог идти – он пытался пуститься в путь. Когда это стало известным и Палестине объявлялось как бы опустошение и прекращение дел, более десяти тысяч человек различного пола и возраста собралось для того, чтобы удержать его. Он оставался непоколебимым на просьбы, разбрасывал посохом песок, и говорил: «не сотворю лживым Господа моего; не могу видеть разрушенные церкви, попранные алтари Христовы, кровь моих сыновей» 45. Все присутствующие понимали, что ему было открыто нечто тайное, чего он не хотел исповедать, и тем не менее сторожили его, [28] чтобы он не отправился. И он решил, громогласно свидетельствуясь всеми, что не примет ни пищи, ни пития, если его не отпустят. И по истечении семи дней, разрешив пост, и простившись с весьма многими, с бесчисленною толпою провожавших, прибыл в Витилий 46, где, уговорив толпу вернуться, избрал сорок монахов, которые должны были иметь путевые припасы и могли выходить в путь натощак, т. е. после солнечного заката. Посетив братию, бывшую в соседней пустыне и жившую в местности, называемой Лихнос 47, через три дня он отправился в укрепленное место Февват 48, чтобы повидаться с жившим там в изгнании Драконтием 49, епископом и исповедником. Весьма утешив его присутствием толикого мужа, через следующие три дня он с большим трудом прибыл в Вавилон 50, чтобы повидаться с Филоном 51, который также был исповедником, ибо царь Константий, покровительствовавший Арианской ереси, заточил того и другого в эти местности. Выйдя оттуда, через три дня прибыл в город Афродитон 52, где, уговорившись с дьяконом Байсаном – он, нанимая верблюдов дромадеров, по причине скудости воды в пустыне, обыкновенно [29] провожал ходивших к Антонию – заявил братии, что наступает день успения блаженного Антония и что он должен в память его отправить всенощное бдение на том месте, где он скончался. И так через три дня (идя) по обширной и ужасной пустыне, они наконец пришли к высочайшей горе и обрели там двух монахов – Исаака и Пелусиана, из коих Исаак был переводчиком Антония. 31. И так как представляется случай и мы дошли до этого места, то, думается, стоит вкратце описать жилище толикого мужа. Скалистая и высокая гора приблизительно в тысячу шагов источает у подошвы своей воду; часть ее поглощается песками, часть, стекая вниз, образует понемногу источник, над которым по обоим берегам (растут) бесчисленные пальмы и сообщают местности много прелести и удобства. Можно было видеть, как старец ходил туда и сюда с учениками блаженного Антония. «Тут», говорили они, «он обыкновенно пел, тут работал, тут, усталый, сидел. Эти виноградники, эти деревца он сам сажал, эту площадку устроил своими руками. Этот пруд для орошения садика он выкопал с большим потом. Эту мотыку для копания земли имел у себя много лет». Он лежал на его настилке и целовал как бы еще теплое ложе. Келлия мерою по четырем сторонам была не более, как где может протянуться спящий человек. Кроме того, на самой вершине горы, куда подъем был в виде [30] улитки и весьма крут, видны были две келлии того же размера; в них пребывал Антоний, избегая множества приходящих и сожительства своих учеников. Они были вырублены в живой скале и к ним прибавлены были только двери. Когда они пришли к садику, Исаак сказал: «видите этот огород, засаженный кустарником и зеленеющий овощами? Около трех лет тому назад, когда его опустошало стадо онагров 53, одному из их вожаков он приказал остановиться и бия его по бокам жезлом, сказал: «Зачем вы едите то, чего не сеяли?» И с тех пор, за исключением воды, к которой они приходили на водопой, они никогда не трогали ни кустика, ни овощей». Кроме того, старец просил показать ему могилу (Антония).