Сия избранница явилась в сей монастырь, когда ей от роду было V лет, и прожила [в нем] до LXX лет добродетельно и блаженно, предаваясь строгому воздержанию, многоразличным и святым упражнениям. В сколь великом и исполненном любовью стремлении она понуждала себя соблюдать во всех мелочах устав нашего Ордена, о том можно было бы много сказать, ибо сие начала она делать уже в детские годы. Она пребывала постоянно в хоре, так что сама говорила, что за всю свою жизнь ни разу не пропустила время [молитвы], кроме как по уважительной причине, по разрешению. У нее было также обыкновение неизменно вставать до заутрени за целую стражу[102] и III раза читать «Pater noster», подобно тому, как Господь наш Иисус Христос читал ее на горе[103]. В первый раз — [в память] о скорби, ее же познало Его нежное сердце, когда Он отдал Себя за весь человеческий род, пожелав во всех Своих муках остаться без помощи какого-либо творения. В другой раз — [в память] о великом страдании, его же претерпело Его скорбящее сердце, когда Он вышел из-под покрова Отца Своего в небесах в свирепую и злобную власть Своих недругов. В третий раз — [в память] о том, что Он оставался без отрады Духа Святого, так что Его муки и горе предельно и до крайней меры усилились. В своем созерцании[104] пребывала она до заутрени, а после заутрени неизменно бодрствовала. Когда ее спрашивали, почему не ляжет поспать, она отвечала: «Если я хотя бы ненадолго ложусь отдохнуть, мне слышится как бы глас труб, коими ангелы вострубят на Страшном Суде. Я не могу успокоиться и снова встаю».
С тех пор, как изучила Псалтирь, вплоть до самой кончины, она ни разу не пропустила часа молитвы, даже в день своей смерти. Когда она лежала на смертном одре, ей всё время нужно было помогать подниматься с постели, если ей надлежало читать часовую молитву; и так даже до дня, в который она померла. Будучи в трапезной, она не оставляла стараний и держала установленный пост. Когда от старости и из-за болезни она была уже не в силах поститься, то питалась в трапезной с детками, евшими там. Она охотно участвовала в общих трудах, и если звонили к работе, то отправлялась с готовностью в мастерскую. Изучать латынь, писать, отдаваться благоговейной молитве было ее постоянным занятием, кроме тех случаев, если она исполняла что-либо по послушанию. Ей была дарована особая благодать: сладкоречиво говорить о Боге, так что было приятно послушать. Ее поведение, слова и дела были столь тихи и мягки, но при этом разумны и кротки, что между сестрами она была как земной ангел. Когда в монастыре время от времени слышались крики либо обитель горела, она не меняла ни внешнего вида, ни места, на котором пребывала в молитве.
Как-то раз один человек пожаловался ей на страдание, бывшее у него. Но она призвала его быть терпеливым и спросила: «Чего тебе хочется больше — чтобы Господь наш посетил тебя при кончине и тебе не погибнуть или чтобы Он отнял у тебя это страдание?» И тогда сей человек избрал наилучшее, и у него осталось страдание, однако ему всё же стало легче благодаря ее сладостному утешению. Ибо слова ее были с такой властью, что тот человек, несомненно, уразумел, что сие поведал ей Бог.
По многим признакам можно было понять, что ей ведомо то, что сокрыто от прочих людей. Ее просили даже на смертном одре, чтобы она, ради нашего исправления, рассказала что-нибудь о той благодати, которую в ней творил Бог. Но она отвечала уклончиво: «Что же вам рассказать? Кажется, достаточно будет того, что Бог даровал мне благодать, чтобы не раздражаться на то, что я должна была делать и что относится к правилу Ордена. Ибо сие было мне во всякое время приятно и радостно исполнять».
В святом своем житии она достигла блаженной кончины, всякий день подвизаясь в добродетелях так, что сестры ее весьма горько оплакивали. Не вызывало сомнений: наш Господь позволил всем сестрам конвента наслаждаться ее святой жизнью. Ибо и добрый затворник из Фельтхайма[105] сказал: «Пока она жива, наша обитель будет защищена от любых великих невзгод».
Оная блаженная сестра Маргарета имела в сем монастыре свою бабку, та была весьма святым человеком, и звали ее
[VIIIa]
сестра Элсбет фон дер Меци.[106]
Среди прочих многочисленных добродетелей, бывших у нее, имела она в особенности сию добродетель — исполняя то или иное монастырское послушание[107], старалась угодить всякой сестре и делала для нее всё, что только могла. Нам рассказывала одна из старых сестер, живших в ее времена. Когда ее поставили келаршей, в погребе было совсем мало вина, и Господь наш сотворил с ней благодать: как бы долго она ни черпала из бочки, та все-таки неизменно оставалась полна.
103
105
106
К цюрихскому роду фор дер Метцг (vor der Metzg) принадлежали в XIII веке многие члены городского совета, а в XIV веке — один из каноников Гроссмюнстера. По всей вероятности, «Mezi» является искажением, разговорным вариантом именования этого рода.