Бабушка Лидии Александровны, измучившись исчезновением внука, двоюродного брата Л. А., просила ее сходить к о. Алексию. Батюшка стоял у плащаницы. Подойдя, она спросила: «Жив ли брат, где он?» Батюшка прищурил глаза, устремив их на плащаницу, как бы что-то разглядывая, потом тихо и внятно произнес: «Он жив и скоро явится. Молитесь о нем за здравие». Через две с половиной недели он действительно неожиданно объявился и, просидев два часа в кругу семьи, опять скрылся, и больше четырех лет о нем ничего не знали.
К соседке Л. А., жившей с ней на одном дворе, приехала сестра из деревни. У этой приезжей было два сына: один, с которым она жила, имел большую семью, и единственным достоянием его была корова, что всех питала; другой — в Ростове-на — Дону владел несколькими домами и булочной. Богатый сын неоднократно звал мать к себе. Соблазняясь его богатством, женщина подумывала о поездке. Когда Л. А. ее спросила, на какие же средства она поедет, не получив на дорогу денег от сына, она ответила: «Да вот сведу со двора коровку, да и поеду. Кстати сказать, ведь она моя». Услышав о таком ее намерении, Л. А. посоветовала ей сходить к о. Алексию за благословением. Женщина охотно согласилась. Когда она подошла к Батюшке, он строго и пристально посмотрев ей в глаза, сердито сказал: «Что же, веди последнюю корову со двора от бедного сына и поезжай к богатому». Женщина, вся задрожав, упала к Батюшке в ноги. Он же, видя ее раскаяние, уже ласково заговорил: «Вот то-то; нам с тобой немного нужно, а надо пожалеть других». Так она и не поехала.
Случилось, Батюшка был болен и недели две не выходил в храм. Как-то поздно вечером присылает за Л. А. Наверху она нашла отца Алексия, сидящим в кресле в сереньком подряснике: «Лидия, что служба-то кончилась?» — «Кончилась, Батюшка». — «А церковь-то заперта?» — «Заперта, Батюшка». — «Мне бы вот нужно сходить в алтарь. Не принесешь ли ты мне книжечки оттуда?» — «Какие, Батюшка?» — «Да синодики мои. Один желтенький, другой — черненький». — «Где найти их, Батюшка?» — «На деревянном столике, который стоит у печки». Надо заметить, что водосвятный столик выносился на средину храма для освящения воды и убирался в алтарь далеко от печки. Поскольку о. Алексий давно не выходил из дому, он не мог знать, где находится столик. Когда Л. А. вошла в алтарь, то увидела, что столик действительно стоит не на своем месте, а около печки, и на нем лежат две книжечки — желтенькая и черненькая. Из печки же сильно валит дым, который наполнил уже весь алтарь. Открыв вентиляторы и фортки, залив две большие головешки, находившиеся в печке, и приведя все в порядок, она заперла храм и понесла Батюшке книжечки. Подавая их ему, она сказала: «Вот, Батюшка, Вам ваши синодики». А отец Алексий, пристально посмотрев на нее, ответил тихонько: «Положи их». На вопрос куда, сказал: «Да куда-нибудь». Тут она поняла, что книжечки ему не были нужны, а он посылал ее для того, чтобы удалить дым из алтаря, но не хотел этого сказать прямо.
В другой раз после обычного продолжительного всенощного бдения Л. А. вернулась домой сильно уставшая. Вдруг пришли от Батюшки. С трудом поднялась она наверх с недовольными мыслями: «Всенощная давно окончена, храм заперт. Зачем же это Батюшка меня зовет, такую усталую и так поздно?» Когда она вошла, о. Алексий был в столовой и нервно ходил по комнате взад и вперед. «Лидия, у тебя церковь-то заперта?» «Заперта», — ответила она. Пройдя еще раз по комнате и взглянув на нее, он повторил вопрос: «Заперта ли у тебя церковь?» Она опять ответила, что заперта. Еще раза два пройдя по комнате и как бы не решаясь сказать что-то нужное и важное, Батюшка снова спросил: «Хорошо ли у тебя заперт храм-то?» Л. А. начала уверять, что сама стояла на лестнице и смотрела, как сторож запирал храм. На ее уверения Батюшка ласково возразил: «Да ведь иногда бывает, что и не досмотришь. Лучше бы ты взяла ключи и пошла проверить» (ключи хранились у него). Ох, как не хотелось ей идти: «Что это Батюшка терпение мое что ли испытывает, когда я так изнемогла, что еле на ногах держусь», — думалось ей.