Он: Много.
Я: Понимаете, вся эта школа ненормальная. Её строили с экспериментальными целями и выстроили на 1300 ребят. А в средней московской школе их 600. Но в ней, единственной в Союзе, есть бассейн для плавания — замечательный бассейн. И поэтому в ней учится не 1300, а 1900 ребят. Но для телевидения (ежемесячно оттуда приезжали) и для всех делегаций (тоже были) она не «школа с образцовым бассейном», а «образцовая школа с бассейном» — и ребята это очковтирательство видят.
Он изумился, возмутился, но не помню слов.
Я: И даже если бы они все были ангелами, всё равно — критическая масса явно превышена, школа и тогда была бы в состоянии непрерывного взрыва. А ведь это Бескудниково, район новый, ещё неблагоустроеннный, ребята в основном из рабочих семей, культурный уровень ниже среднего городского. Библиотека — в стороне, добираться до неё — только в резиновых сапогах. В школьной библиотеке — не более 300 книг. Вот первая причина. Затем — перегрузка, двухсменность — лишают школу возможности стать детским клубом, дворцом пионеров, вторым домом. Кабинетная система — классы не имеют постоянного помещения. А у кочевников культура всегда ниже, чем у оседлых. К тому же строители вставили таллинские замки — к ним в Москве ключей не сделать, московские колодки для ключей — с другими канавками. Значит — то ключ потерян, то унесён убиравшим кабинет классом, чтобы другие не намусорили, и утром приходится ломать дверь — и тогда на переменах незапертый класс подвергается разгрому — либо искать другое помещение, а его нет. Беспомощность учителей, администрации — на глазах у ребят. Но это ещё пустяки. Хуже всего — закон о Всеобуче. Учителя, школа — обязаны учить всех, даже не желающих учиться. А ученики — не обязаны учиться, у них есть права, например, на образование. У учителя же никаких прав — только обязанности. Вот это — главная беда. Я с этим с самого начала столкнулся, только не сразу понял — ведь в МГУ об этом не говорилось.
Он: Естественно, вы бы, чего доброго, разбежались. Но неужели об этом никто наверху не знает? Или это только в той школе в Бескудниково?
Я: Мне известно, что какая-то старая коммунистка писала Брежневу, но ответа не было. А мне лично известны десятка полтора случаев, когда старые заслуженные учителя ушли из школы — не смогли работать в теперешних условиях. Кое-кто попадает при этом в аппараты РОНО, большинство уходит из просвещения совсем. Я-то уходить никак не хотел — историку бежать нельзя. Если оставить ребят наедине с учебниками — всё погибнет. Вы знаете, как выглядят нынешние учебники истории по сравнению с теми, по которым в сороковых годах учились?
Он как-то передёрнулся и резким голосом сказал: У меня было достаточно других поводов для ярости; учебниками, признаюсь, не интересовался. А что с ними случилось?
Я: Ну, например, в пятом классе нынешний учебник, если сравнить его с тем, по которому я учился, значит — с 1950 годом… В нем от Ассирии осталось две строчки да выдержка из документа, почти нет Финикии, нет Иудеи и Израиля, нет хеттов и морских народов, нет Рамзеса Второго и Эхнатона… В Греции нет Пелопоннесской войны…