-Говори, паскуда, кто тебя завербовал - не то, на хрен убъю?!!
-Дядя Вася и дядя Федя... - пробормотал он неживыми губами. - И тётя Глаша впридачу... а Онищенко тут ни при чём - он в подсолнухе схоронился и носа ни казал...
-Я тебе сщас все почки, сука, отобъю!!! Если будешь дурить... Говори - в последний раз!
Васька что-то слышал и что-то лепетал, стараясь усилием воли не касаться ничего, что было связано с заданием Центра. Он даже упомянул про люду и Гранатулова. Когда его ударили ещё и ещё по спине, а затем (он свёл колени с головой, обхватившись руками)точно по хребту - снова провалился в бездонный, с мерщающими точками в конце, чёрный колодезь...
-...Кто такой Ставински? - почти ласково и почти над ухом прошептал знакомый голос сквозь сизую тьму.
-Это Тимурбеков, снайпер, он с ним вместе... Они вместе со мной в Сталинграде...
-Бздишь, сука! Снова бздишь... Отвечай, не то забъю до смерти! И родителей своих не увидешь, и девушка... будут плакаться все вместе в платочек - будут мучиться и страдать...
-Мучиться и страдать - одно и то же... Родители это - дядя Вася и дядя Федя. Они сидят в Устькумлаге, на особом режиме, на Колыме.
-Ах ты, паскуда грёбанная! Заговоришь...
По нему стали опять молотить - он даже не чувствовал боли. Затем - был обвал в ледяное и мокрое. Его корёжило от холода, сотрясало мелкой дрожью. Одежда липла к телу и неприятно скользила, будто являлась сменной кожей - готовой вот-вот отпасть...
-Вста-а-авай, проклятьем заклеймённый... - Ваське показалось, что он кричит, но он шептал это так громко, как только мог: - Весь мир, голодных и рабов... первый сокол Ленин, второй сокол Сталин... товарищ Сталин, я жизнь за вас готов отдать... Этому херу Гитлеру одна дорога - к дяде Васе и дяде Феде, на кичу, к параше... Что б его там петушили до второго пришествия...
-Ты что, сидел там, говори?
-Нет, щи хлебал и чинарики пускал...
-Жить хочешь?
-Да-а-а... - Ваську снова отбросила в бездонную мерцающую тьму.Будто он угодил в безонную трубу со звенящими, будто из тонкого чёрного листа, металлическими стенками...
Он пришёл в себя в той же землянке, на хвойном полу из брёвен. Тело гудело и болело, покрытое ссадинами и синяками. О том, чтобы подняться без посторонней помощи и речи не могло быть. Об этом можно было сладко мечтать - так, во всяком случае, казалось... "..Слышишь, Вася, а подняться надо, - сказал он себе, ворочая набухшим влажным языком с привкусом горького и солёного. - Точно коты в рот нагадили... Нет, вроде... не опускали точно... Подняться надо! Ну-ка, айн, цвай, драй..."
В следующий момент он набрал в лёгкие воздух (грудь он защищал, к счастью не отбили лёгкие). Затем на выдохе - сделал мягкий перекат на другой бок. Скрипнул зубами... Когда утихла по всему телу ноющая боль и перестало стучать в висках, снова облегчённо вздохнул. Ф-у-уф, пронесло... Ничего, могло быть и хуже. осторожно согнул пока ещё не вполне послушные руки, размял ноги. Да, когда этот лысый хер у меня над ухом согнулся, что бю про Ставински спросить - вполне можно было ему пальцем в глаз... Но нет, этому нас точно не учили! Нет, правильно, что не выбил, не покалечил. Моя сила - в выдержке, его слабость - в жестокости. Он этим только отдаёт мне силы, я их у него щзабрал немеренно. Теперь расходую по полной - только надо в нужное их расходовать... Не подпитывать свою злобу. А она у меня есть, ещё какая.
Он попытался привстать - удалось лишь ненамного поднять тело, чтобы снова рухнуть на брёвна. Ага, не сделал вдох-выдох... Сплюнул изо рта едкую хвою, снова сделал усилие - на этот раз правильно. Теперь удалось на карачках доползти до стены и опереться и полушария бревен.
"Ну и сука же ты, гладкая и правильная, - мысленно сказал он особисту, представляя его образ. - Ох и доберусь же я до тебя, паскудятина..."
-Эй, прошептал он едва слышное: - Воды дайте...
Его тут же оглушил долёкий, точно в конце трубы, голос:
-Вы лучше сознайтесь во всём. И воды вам дадим, и поесть. А то ведь - по законам военного времени...
Это говорил командир отряда.
Васька разлепил веки и увидел - сначала, его порыжевшие сапоги, затем брюки немецкого покроя и знакомую отполированную кобуру.
-Не в чем мне сознаваться.
-Ну как - не в чем? Кто такой Ставински или... Ставинский? Вы же сказали, что говорили с ним?
-Так и сказал?
-Сказали, что "мне говорил Ставински". Что он вам говорил?
-Это так, знакомый...
-А почему фамилия нерусская? Он немец?
-По-моему, поляк. Из строительного батальона, организация Тодта.
-Вот-вот... А где познакомились?
-Я не имею права. Это задание...
-Ах, вот оно что... Ладно, курите.
-Я не особенно люблю. Ну, ладно...
Васька почувствовал, как ему в рот сунули самокрутку с запахом можжевельника. Затем - что-то полыхнуло; сладкий дым и едкая гарь мигом заполнили лёгкие. Он выронил самокрутку и затем, накренившись вперёд, вырвал. Упал на руки - его рвало с неистовой силой...
-Ну вот, весь пол загадил, свинья такая! - раздался точно под ухом голос особиста.
-Товарищ Семён, нельзя же так...
-Товарищ Фёдор, только так и нужно!
Когда блевотина вся вышла, Васька, осторожно передвигаясь на руках, отполз к стене. Стало легче. Даже боль куда-то поглотилась.
-Ну что, колоться будем? - снова ожил особист.
-Тебе надо в гестапо работать, - прошептал Васька. - Такие угрёбки во как там нужны...
-Что ты там бормочешь, гадёныш фашистский?
В ответ Васька промолчал. Затем снова выдавил из себя:
-Передайте Центру через свой ключ, что, ну... Краснопольский прибыл...
-Да что ты говоришь! - насмешливо протянул особист. - А, может, о тебе товарищу Сталину доложить?
-А хочешь - ему и докладывай...Тебе отвечать.