Васька зааплодировал:
-Ну, вы просто богиня, Аннушка! Вам стихи посвящать надо! Жаль, пока слагать не умею. Но, желание - штука сильная. Корпеть буду - сложу обязательно...
-Да уж стихи послушать я люблю... - завела к потолку глазки Аннушка. - А вот, кстати, наш чаёк поспел!
-Вернее водичка к чайку. А вот и сам... - Васька эффектно выложил последний сюрприз - две пачки сухумского, которыми его снабдили в комендатуре.
-Какая прелесть! Да он у вас - бездонный! А мы здесь на чёрством хлебе сидим...
-Дак, всё для фронта, всё для победы, - загадочно подмигнул Васька. - Идёт Великая Отечественная война...
Они разговорились. Особа оказалась крайне словоохотливой, хотя провела всё это время в оккупации. Она пробыла в фильтропункте СМЕРШ с неделю, так как работала сначала уборщицей в фельдкомендатуре, а потом - в полицейской управе. А вчера ей вручили предписание, проверку прошла. Как и у всех, побывавших под немцем, у неё был изъят советский паспорт, украшенный розовым штемпелем с орлом и свастикой - заместо была выдана временная справка о пройдённой проверке и проживании.
-Наверное глупый вопрос, - Васька сперва потупился, а затем улыбнулся как ни в чём не бывало: - Пытались связаться с городским подпольем, партизанами? Глупый, потому что понимаю: не так-то это просто. Да и кушать всё равно хочется...
-Да, в последнем вы особенно правы... Был настоящий голод! - Аннушка с лёгким испугом опустила глаза. По её бледному личику пробежали неясные тени. - Знаете, люди, особенно пожилые, старики... умирали прямо у себя или на улицах. Некому было за ними смотреть. Мы, молодые, должны были как-то выживать. Всё, что могли - мы делали...
Васька не стал спрашивать дальше. Он понимающе кивнул и стал тянуть чай из блюдца. При этом он шумно смаковал, посапывая и постанывая, будто в бреду вспоминая прошлое.
-А вы где воевали, простите... Василий, товарищ.. э-э...Всё никак не могу привыкнуть к этим... Ну, перекладинам...
Она, томно сверкнув серыми глазами, указала на погоны. Затем стала похрустывать сахаром, который ещё до того, как задать вопрос, сунула себе в рот.
-Ага, понял, Анечка. Да ничего - я тоже также, как и вы, и по шпалам, и по рельсам... Петлицы они, знаете, больше о мировой революции и о товарищах славных напоминали. Известных советскому народу по Гражданской и скоренько забытых, так сказать... А воевал я... А где я только не воевал, у самого хочется спросить? И под Царициным, и под Курском. Вот сейчас пока сюда временно перебросили. Вы не подумайте, я это - того, всё время на фронт прошусь! Но что поделать, с начальством не поспоришь. Приказали - выполним...
-А на фронте не страшно? - мило округлила глазки Анечка.
-Да как вам сказать...
-Да так и скажите.
-Ха... Страх он понятие философское, а не жизненное. Как сказал себе боюсь - так и сгинул... Вот я слышал, что тут, в оккупации, в ходе боёв фрицы сразу стреляли одних, а других либо отпускали совсем, либо на работы в Германию... Так вот, это они стреляли тех, в ком страх сразу видели. Мёртвый страх! Когда человеку всё равно, что жить - что умирать. Когда интереса к жизни нет - это от одного к другому страх передаётся. А они, гады, это как никто другой чуют. Особенно, когда мы им под Царициным бока-то обломали...
-Да, под Царициным. Спасибо, Вася, за разговор. Ещё пообщаемся. Покуда я пойду к себе - голова что-то кружится...
Девушка легко встала и, проведя руками по бёдрам, отправилась в свою комнату. При этом - скосила на него взгляд и грациозно повела бедром. На любого мужчину это произвело бы впечатление, на Ваську - тоже. Но он лишь встрепенул плечами и громыхнул под столом сапогами. Затем, поднявшись с места, стал стелиться и укладываться на кровать с медными шариками над изголовьем. Что б было веселей, он напевал: "У самовара я и моя Маша, её глаза так много обещают..."
Васька благополучно продрых до вечера (документы и оружие он сунул под подушку), когда в 16:15 его разбудил сильный стук в дверь.
-Анька, открой, сука... курва такая! Открой, иначе хуже будет, говорю!
Так как в дверь продолжали стучаться - да так, что она тряслась, а с косяка сыпалось,он решил встать. Открыл щеколду... Перед ним тут же предстал неопрятный тип в ношенном пиджаке, одетом на засаленную гимнастёрку, от которой несло машинным маслом; в красноармейских бриджах, заправленных в "гавнодавы" без обмоток. Лохматую шевелюру железного цвета покрывала красноармейская пилотка, выгоревшая на солнце, с тёмным пятнышком от звёздочки.
Лицо субъекта, крупное и обозлённое, лоснилось от выпитого, а красные возмущённые глазки противно блестели.
Увидив Ваську, "лицо" немедленно отступило:
-Ты кто такой, хер?
-Ты хером не разбрасывайся - без хера останешься...
-Ах ты, падла...
"Лицо" старательно обвело взглядом худой, но сильный торс противника (Васька был в одних сатиновых трусах до колена), сделал молниеносный выпад левой. Но тут же завопил - перехваченная его рука оказалась в Васькином "замке". В следующее мгновение "лицо" оказалось на полу - сверху его давила боль в предплечье и кисти. Васька её вывернул против часовой, а затем - на себя.
-Пу-у-усти, сукоедина-а-а... Урекаю, хер... на пятаки порублю... ох-х-х...
В проёме неожиданно возник другой силуэт - по-моложе:
-Ты чё моего братку бьёшь, крыса грёбанная... тыловая?! Я те счас, паскуда...
Этого Васька свалил короткой подсечкой в голень. Затем - с маху припечатал пяткой в ключицу. Это вырубает минут на 10-15, хватит!Так и произошло. Тем временем Васька "приголубил" обладателя "железных" волос . Он взял его в удушающий захват и рывком, вывернув руку, поставил лицом к стене:
-А ну-ка, дядя, самых честных правил... скажи - кто навёл? А какие у тебя дела к Аннушке?
-Ой, соколик, обознался я, обознался... Вижу - не по адресу я, не по адресу... Не тот это адрес, а-а... сука... Там и дверь другая, и дом другой!
-Да что ты говоришь! Я вот сейчас из твоей руки - крендель...
-Ты это, соколик, извини! Отпусти меня - подмогу...
-Подможешь? - васька ослабил хватку: - Так уж и быть, дядя, отпускаю... пока! А насчёт твоего подможешь... Потом обговорим. Бог даст - встретимся, Земля круглая. Харе!