В 1919 году он поступил на курсы внешкольного политпросвещения и в том же году в качестве военнообязанного был направлен библиотекарем на фронт Южной армии, но затем оставлен в Москве и служил в политуправлении Реввоенсовета республики в должности библиотекаря–инструктора. В 1920 году он участвовал в организации съезда библиотечных работников Красной армии, а после съезда стал работать помощником начальника библиотеки. В 1922 году Антоний был демобилизован и до 1924 года работал библиографом Главполитпросвета.
В 1920 году он познакомился с профессором Московской Духовной академии Иваном Васильевичем Поповым и стал ближайшим учеником выдающего ученого–патролога. Изучение святых отцов звало к тому, чтобы и самому вести жизнь подвижническую, тем более, что аскетом–подвижником был и сам наставник его. Иван Васильевич в свою очередь старался передать ученику все те знания, которыми обладал сам.
В 1924 году в связи с многочисленными расколами возникла насущная необходимость в составлении полного списка епископата, как православного, так и раскольнического, а кроме того, всех тех, кто к тому времени оказался в ссылках и лагерях и, следовательно, не мог занять ту или иную пустующую кафедру. Патриарх Тихон благословил на составление такого списка Ивана Васильевича, а тот привлек помощником Антония Тьевара. Антоний переписал и принес ему список архиереев, ходивший тогда среди верующих людей в рукописном виде. Главной работой, которую поручил ему Иван Васильевич, было собирание сведений и богословских суждений об имябожниках, так как Иван Васильевич на Поместном Соборе входил в состав Подотдела об афонском движении, связанном с почитанием имени Божия. Этот вопрос на Поместном Соборе 1917—1918 годов не был разрешен, и некоторые из оставшихся в живых членов Подотдела продолжали над ним работать. Патриарх Тихон был извещен о готовящемся будто к весне 1925 года VIII Вселенском Соборе, и предполагалось, что если такой Собор состоится, вынести на него и этот вопрос.
Антоний был арестован по одному делу со своим учителем 10 декабря 1924 года и заключен в тюрьму ОГПУ на Лубянке. 19 декабря он был вызван следователем на допрос.
—Когда вы познакомились с профессором Иваном Васильевичем Поповым, где и при каких обстоятельствах?
—Я познакомился с Поповым года три тому назад, не помню точно, или в читальне Румянцевского музея, или в Университете, я слушал его лекции по философии. Еще я слушал его лекции в 1922—1923 годах в храме Троицы в Листах на Сретенке о патрологии и истории Церкви. Когда мы сблизились с Поповым настолько, что он стал заходить ко мне на квартиру и я к нему, я не помню. Я получал от Попова интересующие меня книги по истории Церкви и патрологии.
— Поручал ли вам Попов какие‑либо работы?
— Попов поручал мне работы по истории Церкви древних и средних веков. О последних событиях церковной жизни я не помню, чтобы Попов давал мне какие‑либо поручения.
—Перечислите круг ваших знакомых, кто к вам ходит и к кому вы ходите.
—Я на частные квартиры ни к кому не хожу… У меня почти нет знакомых. Я ни к кому не хожу, и ко мне никто не ходит.
—Кроме Попова, кто еще вам давал указания по работе по истории Церкви?
— Более никто не давал, так как я более ни с кем не знаком.
—Поручал ли вам Попов составление списков епископов, находящихся в расколе, канонических епископов и арестованных и высланных советской властью?
— Нет, этого он мне не поручал, я такого списка не могу составить.
— Не поручал ли вам Попов переписывать такие списки?
— Не могу сказать точно, не помню.
—Какую работу вам поручил Иван Васильевич Попов в связи с открывающимся весной 1925 года Вселенским Собором?
— Никакой не поручал.
—В какое время, где и от какого лица вы получили списки канонических епископов?
—В августе 1924 года, я говорю приблизительно, не помню, в каком храме, я получил списки епископов канонических, писанные от руки. Не помню, от кого я получил эти списки, я эти списки переписал своей рукой; вскоре, приблизительно через месяц, я передал переписанный мною список Ивану Васильевичу Попову по его просьбе. Я получил списки от незнакомой девушки, с которой я разговорился в храме по поводу хиротонии. Я переписал этот список, потому что он был изорванный и грязный. Я этот список уничтожил. Иван Васильевич Попов просил этот список передать ему после того, как у меня уже был этот список.
—Скажите, какой разговор у вас был с Иваном Васильевичем Поповым по поводу Вселенского Собора?
—По вопросу о Вселенском Соборе я имел с Иваном Васильевичем Поповым следующий разговор: говорили о возможности открытия этого Собора, о вопросах, какие могут обсуждаться на этом Соборе, в частности о браках духовенства, об автокефалии, о расколе в Церкви. Иван Васильевич Попов поручил мне работу по имябожникам, возможно, что эта работа была также связана с открываемым Вселенским Собором… Я слышал от Ивана Васильевича Попова, что списки епископов, в составлении которых я принимал участие, предназначались для Патриарха Тихона. Имелась ли связь в составлении списков с открываемым Вселенским Собором, я не знаю.
—Скажите, какой у вас был разговор с Иваном Васильевичем Поповым относительно поездки последнего за границу?
—Такого разговора у меня с Поповым не было.
— Скажите, какой у вас был разговор относительно отсылки составленных вами совместно с Поповым списков епископата за границу?
—Я не знаю, разговора не было.
19 декабря 1924 года Антоний написал следователю заявление: «Прошу разрешить мне передачу, так как я, будучи вегетарианцем, не могу есть тюремной пищи. Если возможно, верните мне книжечку»Новый Завет», отобранную у меня в комендатуре в день ареста».
4 мая 1925 года следствие было закончено. Антония признали виновным «в сношениях с представителями иностранных государств, с целью вызова со стороны последних интервенции по отношению советской власти, для каковой цели Тьеваром давалась последним явно ложная и неправильная информация о гонениях со стороны советской власти… Церкви и епископата».
19 июня 1925 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило Антония к трем годам заключения в Соловецкий концлагерь. В Соловки он прибыл вместе с Иваном Васильевичем, и их поселили в одном бараке.
Протоиерей Михаил Польский писал об Антонии: «Говоря об Иване Васильевиче, нельзя не вспомнить его»душеприказчика», прекрасного юношу Антония Тьевара, с которым они вместе прибыли на Соловки, — так иногда в шутливой форме назывались молодые кандидаты на профессорскую должность, которых старики профессора готовили на свои кафедры, передавая им по возможности все свое ученое достояние, свои познания. Антоний Тьевар (предки его — французы) был учеником и другом профессора. Вместе они жили, занимали кровати рядом, вместе кушали, гуляли. Ученик работал над учением о Христе… святителя Афанасия Великого и писал и читал в свободные от работы минуты». В лагере его послушанием стала работа в канцелярии.
В конце декабря 1927 года у Антония Максимовича окончился срок заключения, и в январе 1928 года он выехал в Москву и поселился с матерью. В это время вместе с Натальей Дмитриевной в квартире жили ее брат и сестра. Заработком Антоний избрал литературную работу по договору.
После возвращения с Соловков во время Великого поста 1928 года Антоний Максимович отправился в Дивеево и Саров и Страстную неделю пробыл в Арзамасе. На Страстной неделе епископ Серпуховской Арсений (Жадановский) постриг Антония в мантию с именем Серафим, а затем он был рукоположен во иеромонаха. Наталья Дмитриевна приняла монашеский постриг с именем Пантелеимона. Они поселились в Москве в своей квартире, где иеромонах Серафим стал совершать келейно богослужения.
В начале 1931 года в связи с усилением гонений на Русскую Православную Церковь были проведены аресты священнослужителей, монахов и мирян. В ночь с 14 на 15 апреля был арестован и иеромонах Серафим. Отвечая на вопросы следователя, иеромонах Серафим сказал: «Я, Тьевар Антоний Максимович, сознаюсь перед органами ОГПУ в том, что я действительно принял тайное монашество. Постриг я принял от руки епископа Арсения (Жадановского) в городе Арзамасе. Мое монашеское имя Серафим.