ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
“Жития византийских святых” принадлежат к памятникам мирового значения. Распространившись по всему восточному и западному христианскому миру, они обогатили литературы-преемницы и оказали влияние на ход их развития. Особенно велика была роль византийских житий в славянских странах, в частности в Древней Руси и в России нового времени: их прилежно переводили русские агиографы и использовали в своем творчестве многие русские писатели.
Помимо культурно-исторической роли житийных текстов, в наше смутное время оживает и приобретает великую ценность их первоначальное назначение — давать образцы жизненного поведения и высоких духовных чувств.
Предпочтение при отборе текстов оказывалось памятникам народного стиля, где абстрактной дидактики меньше, сюжеты занимательнее и отсутствует слишком, на [38] сегодняшний вкус, громкая риторика. Подчас нельзя было предложить переводы примечательных и даже первостепенных образцов этого стиля из-за слишком большого объема текстов (Жития Антония Великого, например, принадлежащего перу Афанасия Александрийского, или Жития Андрея Юродивого), отсутствия публикаций (старшая версия жития Василия Нового) или их недоступности. Несмотря на неизбежную субъективность антологической компоновки, мы надеемся, что у читателя все же составится представление о византийской агиографии, не искажающее ее подлинного облика.
Работу над “Житиями византийских святых” неизменно сопровождали поддержка и интерес моего покойного друга А. Н. Егунова, замечательного филолога и переводчика, о котором я вспоминаю с чувством глубокого почтения, благодарности и любви. Я рада, что и в этой книге, литературную редакцию которой он должен был осуществить, я еще успела воспользоваться советами А Н. Егунова — его рукой отредактированы Раскаяние Пелагии, Житие Симеона Столпника и № 22, 34 и 70 “Лавсаика” Палладия. В беседах с А Н. Егуновым для меня также определилось решение многих трудностей, неизбежно возникающих у переводчика текстов, не имеющих традиции литературной передачи на русский язык.
Д. С. Лихачеву я глубоко благодарна за неизменное попечение об этой книге от первых неопределенных замыслов до окончательного ее завершения.
ВИЗАНТИЙСКИЕ ЖИТИЯ КАК ЛИТЕРАТУРНОЕ ЯВЛЕНИЕ
К византийской агиографии, т. е. виду благочестивой повествовательной прозы, можно подходить с различных сторон: разнообразие попавшего в орбиту житий материала позволяет многосторонне использовать их. Здесь и подбор текстов, и угол зрения на них определяются основным, но, к сожалению, менее всего привлекавшим внимание исследователей аспектом агиографии — историко-литературным. Ведь, несмотря на религиозный характер содержания, агиография — прежде всего разновидность художественной прозы, заступавшая место почти полностью отсутствовавшей в Византии беллетристики. Искусственное отграничение агиографии от светской литературы (неправомочное с теоретической стороны, оно обедняло и искажало наше представление о средневековом искусстве) и тенденция рассматривать ее как прикладной материал, только проливающий свет на что-то [6] ей внеположенное, что-то наподобие делового документа объясняющий, заслонили самостоятельное значение этого жанра и привели к тому, что его историко-литературное изучение находится еще в зачаточном состоянии. До сих пор отсутствуют сводные, обобщающие работы, а посвященные тем или иным видам легенд, вехам в их развитии или творчеству отдельных агиографов можно, без преувеличения, сосчитать по пальцам. Так что, несмотря на наличие множества работ, касающихся частных вопросов, агиография продолжает оставаться неисследованной областью, продвигаться по которой крайне трудно.
Тематически агиография гораздо разнообразнее, чем это можно было бы ожидать, и при ее трансцендентной установке не покидает земли. В самом деле, в ней находят отражение политические события, детали хозяйственной жизни, придворные интриги, быт, даже реалистические научные проблемы, вроде объяснения явлений дождя, радуги, града, наряду с церковной борьбой, догматическими спорами и монастырскими делами. Мы бываем в императорском дворце, в лавке ремесленника, на пиратском корабле, в зловещем убежище мага, поместье богача, в темнице, цирке, деревенской лачуге и харчевне. Страницы агиографических текстов набиты разноликой толпой, в которой можно различить не только святых или благочестивых христиан, но арабов, турок, иудеев, не только паломников с котомкой и посохом, священнослужителей или монахов, но уличных мальчишек, продажных женщин, процентщиков, палачей, осквернителей могил, увидеть наряду с власяницами, рубищами нищих и нимбами над головами праведников латы, красные сапоги императоров, шелковые одеяния щеголей. Но легенды не были бы легендами, не показывай они драконов на чешуйчатых лапах, оленей с крестом на рогах и даже самого дьявола. Иными словами, агиография достаточно многосторонне представляет действительность, рядом с которой уживается обычно наивная фантастика.