С глубоким почтением, уважающий вас
Бэртон Лестрэндж».
– У меня есть бесчисленное множество других писем, и все они неопровержимо свидетельствуют об этих широко распространенных чувствах по отношению к моему достопочтенному другу. Вследствие этого я полагаю, что доктор Пим в своем исследовании должен был осветить и эту сторону вопроса. Мы имеем дело, как правильно заметил доктор Пим, с силами природы. Скорее иссякнут струи наших лондонских фонтанов, чем иссякнет предрасположение доктора Уорнера к тому, чтобы его убивали. Поместите этого человека в собрание квакеров[37], в среду самых мирных христиан, и его немедленно забьют до смерти – палками из шоколада! Поведите его к ангелам Нового Иерусалима, и его забросают до смерти драгоценными камнями[38]. Обстоятельства могут быть великолепны и блистательны, случай – душеспасителен, жнецы – желтобороды, а доктор – всезнающ, водопад может сверкать всеми цветами радуги, англосаксонская детвора может быть бестрепетной, – и все же несмотря ни на что великое и простое стремление доктора Уорнера к тому, чтобы его укокошили, будет проявляться на каждом шагу, пока не завершится удачным и торжественным результатом!
Окончание своей речи он произнес, как будто сильно волнуясь, но еще более сильное волнение заметно было на противоположной стороне. Доктор Уорнер перегнулся всем своим большим туловищем через маленького Гулда, так что чуть не задавил несчастного, и возбужденно перешептывался с доктором Пимом. Тот многократно кивал головой, затем поднялся с неподдельно-суровым выражением лица.
– Леди и джентльмены, – возбужденно воскликнул он, – как сказал мой коллега, мы с удовольствием предоставляем самую широкую свободу слова представителям защиты – если вообще это будет защита. Но мистер Мун, кажется, воображает, что он явился сюда для острот, – очень забавных острот, смею сказать, – но совершенно непригодных к оправданию его клиента. Он подрывает науку. Он подрывает общественную популярность доктора Уорнера. Он затрагивает мой литературный стиль, который, кажется, не угодил его высокоразвитому европейскому вкусу. Но какое могут иметь отношение к делу все эти выпады мистера Муна? Смит просверлил две дыры в шляпе моего клиента. Двумя дюймами ниже, и он просверлил бы две дыры в голове Уорнера. Все шутки в мире, как бы остроумны они ни были, не смогут заделать эти зловещие дыры и не принесут никакой пользы защите.
Смущенный Инглвуд опустил глаза, как бы потрясенный очевидностью этих истин, но Мун смотрел на своего оппонента, точно сквозь сон.
– Защита? – сказал он дремотно. – О, к защите я еще не приступал!
– Конечно, вы еще не приступали к ней, – с жаром подхватил Пим, и шепот одобрения пронесся на его стороне, тогда как противная сторона воздерживалась от выражения своих чувств. – Если вообще возможна защита, что с самого начала кажется сомнительным, то...
– Пока вы еще не сели, – прервал его Мун тем же сонным голосом, – разрешите мне предложить вам один вопрос.
– Вопрос? Конечно! – подхватил Пим. – Ведь мы отчетливо договорились заранее, что, в виду невозможности допроса свидетелей, мы можем допрашивать друг друга сколько угодно. Мы со своей стороны приветствуем все эти допросы.
– Мне кажется, вы упоминали, – с рассеянным видом продолжал Мун, – что ни одна из пуль, выпущенных нашим подсудимым, не задела доктора?
– К счастью для науки! – галантно воскликнул Пим. – Слава Богу, нет!
– Все же они были выпущены на расстоянии нескольких шагов?
– Да, что-то около четырех шагов.
– И ни одна из пуль не задела ректора, хотя они также были выпущены на очень близком расстоянии?
– Это так! – с важным видом подтвердил свидетель.
– Мне кажется, – сказал Мун, подавляя легкую зевоту, – этот ваш проректор упоминал, что Смит один из лучших стрелков во всем университете?
[37]
[38]