Дверь открылась и вернулась Мичио Па. Марсианин шёл рядом. Та же несчастная кожа, те же орехово-коричневые волосы. Моё сердце забилось так неистово, что у меня перехватило дыхание, и на долгие секунды меня охватил страх, что случится что-то ужасное и напрямую связанное с медициной.
— Доктор Кортазар? — спросил марсианин.
— Да, — ответил я, рванувшись к нему слишком быстро, протягивая перед собой руку как беспочвенное основание для близости, — да, он самый. Это я.
Марсианин холодно улыбнулся, но потряс мою руку. Никакой физический контакт не мог вызвать такого напряжения.
— Я так понял, вы нашли какой-то смысл в наших кольцевых вратах?
Мичио Па сбоку от него кивнула, как бы неосознанно подталкивая меня.
— Не в полной мере, — сказал я, — но общее представление у меня есть.
Когда он ответил, это было похоже на удар под дых.
— Почему сначала вы солгали?
— О чём? — спросил я, пытаясь выиграть время.
Он улыбнулся, хотя в выражении его лица не было юмора.
— Вы должны знать, что каждый звук в этой камере сканируется и записывается.
Нет. Этого я не знал. Хотя по размышлении это казалось очевидным.
Он продолжил.
— Вы преднамеренно скормили доктору Брауну фальшивую историю про ваш анализ, а потом в последнюю минуту дали ему корректную версию. Мне хотелось бы понимать, почему.
— Я переосмыслил мой… — начал я, а потом осёкся, увидев понимание в его глазах.
— Вы играли с ним, — сказал марсианин. — Манипулировали им, чтобы попытаться укрепить вашу позицию. Неверно полагая, что мы будем торговаться за наименее ценного заключённого.
Он говорил это, не подразумевая вопрос, но я обнаружил, что всё равно киваю.
— Тот факт, что он не распознал фальшивку в ваших выводах из данных, — продолжал марсианин, — это та причина, по которой вы здесь. Так что, полагаю, провал вашего плана оказался путём к успеху.
— Благодарю, — ответил я невпопад.
— Примите к сведению, что мы хорошо осведомлены, что вы такое, какую тактику вы предпочитаете, и не потерпим такого поведения в будущем. Последствия, вытекающие из непонимания этого факта, будут крайне тяжёлыми для вашего будущего существования.
— Я понял, — сказал я, и это было правдой. Что-то в моём лице, судя по всему, ему понравилось, и он слегка расслабился.
— Я разрабатываю что-то вроде частной тактической группы для исследования данных, которые приходят с первичных зондов, ушедших на ту сторону кольцевых врат. Ваш опыт с первоначальным открытием ставит вас в исключительное положение. Я хотел бы, чтобы вы присоединились к нам. Это не будет свобода. Её на кону никогда не было. Но всё это будет не здесь, и это будет работа.
— Я не нуждаюсь в свободе, — сказал я.
В его улыбке отозвалось эхо печали, которую я не сумел бы понять. Я подумал, а понял бы Альберто, что она значит? Марсианин хлопнул меня по плечу, и меня подняла волна облегчения.
— Идёмте со мной, доктор, — сказал он. — У меня есть кое-что, чтобы вам показать.
Я вознёс безмолвную благодарность любому воображаемому богу, какой бы меня ни слушал, и позволил марсианину ввести меня в эту широкую новую вселенную, открытую передо мной.
Я позволил себе поразмыслить, как там без меня будет комната. Поймёт ли когда-нибудь Браун, что я его переиграл. Заведёт ли Альберто нового любовника. Сколько лет протянется, пока Фонг и Наварро откажутся от надежды, что я как-нибудь вернусь за ними всеми. Вопросы, на которые я и не думал когда-то найти ответ, поскольку в конце концов на самом деле они меня не волновали.