– Вот те возьми, где устроились! – удивился дед, выслушав мой торопливый рассказ. – Под боком у деревни! Беги к заготовителю, а то волчица перетащит щенят в другое место…
Заготовитель взял новенькую одностволку, как он сказал – казенную, кинул в телегу топор, лопату и мешок и крикнул мне:
– Поедем! Быстрей!..
Он так гнал лошадь, что телега прыгала на кочках, подбрасывая меня, и даже думать было невозможно, не то что говорить. До ивняков мы доехали быстро, и заготовитель, привязав лошадь к березке, заторопился:
– Бери топор и лопату! Скорее!
Схватив ружье, он устремился к буграм: место это он знал не хуже меня, а то и лучше, и точно ориентировался. С непонятной тоской двигался я за ним, держа топор наготове.
Снова запахло звериным духом, падалью, и мы вышли к логову.
– Карауль! – приказал заготовитель и, сунув мне ружье, запустил лопату в черное отверстие норы.
Раздались какие-то звуки, не то визг, не то урчание. Он нагнулся, вытянул за лапы одного волчонка и ударил головой о лопату.
Темнота полыхнула перед глазами, колючий озноб прошел по спине, а пока я приходил в себя, заготовитель и второго волчонка убил таким же способом. Наполовину скрывшись в норе, он шарился там, я же, потрясенный злой жестокостью, старался не глядеть на волчат с окровавленными головами.
– Ты же говорил – шесть, – вылез из норы заготовитель. – А где они?
Я молчал, не понимая его.
– Унесла, сука! Успела! – Отряхнув ладонь о колено, заготовитель вырвал у меня из рук мешок и покидал туда мертвых волчат. – Ну вот что, будем искать новое логово: перепрятала она их…
Но я плохо слушал его, глубоко сожалея, что рассказал про свою находку. Проанализировать непростые отношения человека с дикой природой я тогда не мог. Меня лишь терзала жалость к маленьким, так зверски убитым волчатам.
Печка раскалилась, низко гудела, бросая в дверку отсветы буйного пламени. Тепло, исходившее от ее жестяных боков, заполнило избу, согрело пол, стены, слизало с окон лед, приятно успокоило нахолодевшее за день тело. Я только что вернулся из очередного похода в лес и отогревался на большой печке.
– Вся эта твоя затея с капканами ненадежная, – говорил Стёпину дед. – Волка обхитрить трудно. Ты, поди, забыл, как с капканами заниматься?
Они сидели друг против друга на скамейке. Заготовитель появился сразу, едва я сбросил в ограде отяжелевшие лыжи. Он теперь сам приходил ко мне, едва заметив мое возвращение с промысла.
– Да нет, не забыл. – Стёпин рассматривал двух крупных колонков[24], добытых мною в этот раз. – И вываривал, и полынью натирал, и все другое делал, как надо.
– Тогда, может, и попадут…
– Я к тебе с просьбой, Леонид, – поднял свой глаз на меня заготовитель. – Завтра собираюсь волчьи капканы проверить, а куда мне одному: одна рука – не две, и вижу плоховато – ни взять, ни пристрелить зверя.
Неприязнь к этому хитрому человеку так и осталась у меня в душе, лишь сглаживаясь и смягчаясь со временем, и помогать ему не было никакого желания.
Дед как понял меня:
– Ты же и ставить его приглашал, а сам управился и теперь обойдешься, – оговорил он Стёпина.
– Так ставить проще: я их прямо с саней маскировал. А на живого зверя одному опасно. Вдруг подфартило… – С какой-то иной, непривычной стороны открывался для меня заготовитель. – Так поможешь?
Стёпин сутулился, и мне стало его как-то жалко. Все же, несмотря на все обманы, заготовитель немало содействовал моему приобщению к охоте, кое-что подкидывал за пушнину, поддерживал. И я согласился.
… Пока ехали по торной дороге, лошадь шла ходко, хотя частые раскаты и мешали ей держать ровный шаг. Низко стояли тучи, закрывая солнце. Лишь в рваные промежутки между ними струился желтый свет, отчего небо было пестрым, как степь ранней весной. Пахло конским потом, соломой и сухим снегом. Тихо скрипели вязки саней, да изредка покашливал Стёпин.
Проехали свежие вырубки и уперлись в край большого заболоченного леса. Глубокие снега окружали нас.
– Отсюда идти придется, – встал с саней Стёпин. – Лошадь не утянет сани по таким заносам, да и напугаться может, если что. Привада-то вон за тальниками, триста сажен[25] отсюда. – Он кинул коню охапку сена, взял с саней топор и веревку. – Ты надевай лыжи, будешь дорогу торить[26]. Я – за тобой: всё легче, чем по целине лезть… Откуда-то взялась сорока, застрекотала, к ней подлетела еще одна.