Нет, все обойдется. Отчего не предположить, что Томову повезет вновь? Загремят, забабахают с пушечным гулом льдины, вставая на дыбы; стремительно потащит их к морю бешеная весенняя вода, а затем быстро войдет в берега, и в один прекрасный день стукнется о причал знакомый катерок, нарядный и чистенький после зимнего ремонта. И повалит на него толпа пассажиров, и будут среди них знакомые люди, с которыми Томов уже не раз ездил в город. А там, в городе, можно будет услышать: «Ну что — до следующей субботы?» И ответить: «Конечно, до следующей субботы!»
Впрочем, в городе могут однажды и не спросить. Промолчат, да и все тут. И тогда не нужны будут поездки на катерах и автобусах… Но об этом тоже не хочется думать, точно так же, как о затяжной весне. Не надо об этом думать. Все обойдется. Все как-нибудь обойдется и устроится. Только вот сегодня, в последний-то разочек перед паводком, необходимо побывать в городе. Неужели не появится этот окаянный автобус, неужели и Томов и все эти люди дожидаются напрасно?
Задувал сырой ветер, было промозгло; у Томова стыли ноги в резиновых сапогах. За долгую зиму он привык носить легонькие удобные пимы и сейчас стоял как в колодках.
А люди между тем постепенно уходили с остановки. Побрел обратно к поселку продымленный махрою дед в овчинном тулупе, перепоясанном солдатским ремнем; ушли две старухи, неся мешок с дрыгающимся, охрипшим от визга поросенком; ушла женщина в темных очках, похожая на иностранную туристку. Под навесом остались только мужчина — вероятно, подвыпивший, — который все время дремал, привалясь к столбу и уронив на грудь голову, да еще молоденькая девчушка лет, наверное, двадцати.
Мужчине, судя по всему, не столь было важно, придет автобус или нет. А девушка нервничала, выбегала из-под навеса, смотрела, щурясь, на дорогу. Лицо у нее было доверчивое, откровенное — если слышалось наверху, за поселком, завыванье мотора, девушка ободрялась, веселела, тотчас подхватывала дешевенькую клеенчатую сумку, плотно набитую книжками, а когда выяснялось, что по слякотной дороге ползет не автобус, а длинный гремящий цепями лесовоз, девушка ахала и морщилась, как от боли.
— На свидание?.. — спросил Томов, когда девушка в очередной раз приволокла свою сумку обратно под навес.
— Что?
— Наверное, на свидание опаздываете?
— Нет, что вы! — деловито и строго ответила она. — Просто я в городе живу. Мне домой надо.
— Мне вот тоже надо, да, увы, не попадем. Не судьба.
— Это будет ужасно!
— Да, чего уж хорошего…
— Почему не объявили, что рейсы отменяются? Безобразие какое!
— Я подожду еще четверть часа, — сказал Томов. — Дальше ждать бессмысленно. И отправлюсь-ка пешком. Если хотите, присоединяйтесь. Могу дотащить вашу сумку, видите, я без багажа.
— Но вчера же еще ходили автобусы! — с отчаяньем проговорила девушка. — И зачем я не уехала вчера!
— Эх, если бы знать, — усмехнулся Томов. — Если бы нам все знать заранее.
Они прождали под навесом не пятнадцать минут, а полчаса, но автобус не появился. И даже девушка, при ее детской непосредственности, перестала выбегать на дорогу, отчаялась.
— Ну, идемте? — предложил Томов.
— Идемте. Только, знаете, сумку я сама понесу.
— Воля ваша. Карабкайтесь с этой сумкой по обрывам. Мы ведь пойдем не здесь, не по автодороге. Выгодней переходить за лесобиржей, там километра на полтора ближе. И пешеходная тропка, наверно, покрепче. Авось хоть водой не залита…
— Ладно, — сказала девушка. — Если мне будет очень тяжело, я попрошу помочь. А пока потащу сама.
— Упрямая вы очень.
— Совсем нет, — сказала она. — Но я дала зарок: обходиться без посторонней помощи. Мало ли какие трудности ожидают впереди. Ну, когда начну самостоятельно работать, понимаете? А так я уже буду немного подготовленная.
Томов улыбнулся. Уж очень искренне она это сказала. Видать, всерьез занимается самовоспитанием… Девушка тоже улыбнулась в ответ, и они стали подниматься вверх по косогору, к позеленевшему забору лесобиржи, за которым и сегодня, в субботний день, размахивали своими крюками подъемные краны.
Томов поглядывал на девушку — на ее ссутулившуюся от напряжения спину, на руки в пестреньких варежках, на мелко переступавшие кожаные сапожки, тонкие, как чулки, и, вероятно, уже промокшие. Девушка шагала упрямо, быстро и порой оборачивалась к Томову, словно бы проверяя, не отстал ли он от нее.
А Томов, как это уже бывало с ним, вдруг подумал, что мог бы с этой девушкой познакомиться поближе. И если б понравились друг другу, началось бы у них то, что бывает у всех молодых парней и девчонок, — свидания, прогулки по вечерам, радостное узнавание друг друга и еще — надежда, что эта радость продлится долго, что впереди, может быть, долгая совместная жизнь… Необязательно заранее на это рассчитывать, нет. Обычно об этом не думаешь, но подспудно такая надежда все-таки теплится.