Вышло это случайно. Гуляли по берегу Вычегды; какой-то человек возился у причала с лодочным мотором. Римма, ничего не воспринимая вокруг себя, не сразу узнала отца. А он издали заметил их, и отступать было поздно.
Пришлось Римме представить Кирилла; отец буркнул что-то в ответ и даже руки не подал.
— Не заводится моторчик? — спросил Щучалин, словно бы ничуть не обидевшись. — А искра есть?
— Есть.
— Можно, я попытаюсь?
— Ежели с толком. — Отец не скрывал усмешки.
— Толк сейчас будет, — уверенно пообещал Щучалин.
Он спрыгнул в лодку, дернул за шнур. Мотор фыркнул и смолк, будто подавился. Щучалин пробовал завести еще, еще. Снял фуражку, расстегнул китель, раскраснелся.
— Ладно, — хмыкнул отец. — Вижу, какой толк.
— Подождите, папаша, не горячитесь. Я, кажется, понял…
— Папашей будешь называть, когда распишетесь. Пока по бережку гуляете, я еще не папаша.
— Отец!.. — закричала Римма. У нее дыхание перехватило от стыда, в отчаянии она смотрела на Кирилла, и было у нее одно только желание — поскорей уйти отсюда.
А Щучалин улыбнулся и сказал:
— У вас один цилиндр не работает.
— Не может этого быть! Мотор новый!
— А я говорю, что не работает. Может, тряхнуло где-нибудь лодку, контакт ослаб. Давайте проверим зажигание.
Щучалин вскрыл магнето. Отец сунул под контакт десятикопеечную монету — она скользила свободно.
— Надо же… — удивленно произнес отец. — Цирк! Откуда вы догадались, что лодку тряхнуло? Я на топляк напоролся, да решил, что все обошлось…
Отец — невероятный случай! — стал обращаться к Щучалину на «вы»… Вместе отладили мотор, опробовали его на ходу. И с того дня началась у них дружба. Отцовское уважение к Щучалину не исчезло и после свадьбы; стоило Римме пожаловаться на мужа, как отец, не слушая никаких объяснений, горой вставал на защиту зятя.
Неужели он видел в Кирилле то, чего Римма не видела?
Назойливо постукивали часы за стеной, дребезжала форточка. Римма, подумала, куда отправился теперь Щучалин. Есть у мужиков всесильное лекарство от бед и горестей — выпивка. Может, и Кирилл сидит сейчас в аэропортовском буфете… Стоп! Отчего ей вспомнились бутылки, стоящие на столе? Не только потому, что она тревожится о Кирилле…
А, ну конечно! Вспомнилась еще одна ссора, после которой примирения уже не наступило. Во всяком случае, сразу не наступило…
Кирилл выпивал крайне редко, а однажды пришел с бутылкой коньяка и попросил приготовить закуску. Сказал, что ждет командира экипажа.
Когда прозвенел дверной звонок, Щучалин сам впустил гостя, провел в столовую, Римма суетилась на кухне, к разговору не прислушивалась, но вдруг голоса в столовой стали громкими. Мужчины спорили.
— Ты говорил, что все возьмешь на себя! — горячился Кирилл.
— Да! Только я, не знал, что дело повернется таким странным образом! Все шишки теперь на меня валятся, а ты молчишь, будто на тебе вины нет!
— Ты командир экипажа!
— Теперь я уже не командир. Благодаря тебе, между прочим.
— Я ни при чем. Я сделал так, как мы договаривались.
— Допустим. Но ты же видел, что обстоятельства изменились. Объясни мне по-человечески, как ты мог промолчать? От каких перегрузок тебя вдавило в кресло, и язык у тебя отнялся?
— Не считал нужным переигрывать.
— А совесть, Кирилл?
— Не будем об этом, командир. Мне жаль, что так вышло. Но я поступил так, как договаривались.
В столовой надолго установилось молчание. Затем командир вышел, попрощался с Риммой кивком головы. Затворил за собой дверь. Щучалин его не провожал. И когда Римма заглянула в столовую, она увидела, что коньяк в бутылке не тронут.
Кирилл убирал со стола ненужные вилки, ножи, тарелки. Он не казался расстроенным.
— Что произошло?
— Ничего.
— Вы поссорились? Почему?
— Это не ссора.
— Ну объясни же мне, Кирилл! Я не подслушивала, но вы так кричали… У командира неприятность?
— В общем, да.
— А почему он обвиняет тебя? Почему он спрашивает, где твоя совесть?
— Римма, — сказал Щучалин. — Помнишь, я говорил, что жизнь — штука сложная? Не всегда можно объяснить, почему так поступаешь, а не иначе… Не расспрашивай меня, ладно?
— Как же не расспрашивать?! Он же тебя обвинял!
— Я не считаю, что надо оправдываться, Римма. Мало ли что ты про меня услышишь. Мало ли что тебе покажется… Неужели всякий раз нужны оправдания? Лучше, если ты будешь просто верить…