Он не стремился в педагоги, но будет хорошим педагогом. Он не стремился работать в глубинке, но будет хорошо работать и в глубинке.
Еще в армии он почитывал педагогические журналы, занятные статейки в «Комсомольской правде»; он изобретал, как сделать свои уроки интересными. Надо завлекать ребятишек не оценками, а самим процессом познания.
Ребятам не нравится сухая математика? Турков добьется, что они будут сидеть в классе, как на ковбойском фильме. Всего можно достичь, если голова на плечах.
Через полгода у Туркова не было неуспевающих учеников; в школе функционировало кафе «Под интегралом»; он вывешивал в коридоре такие объявления: «Внимание! (Уравнение) февраля (уравнение) часов состоится математический турнир 8—10 классов!»
— Это, Виталий Максимович, какого же числа? — спросила завуч Аглая Борисовна, воззрясь на первое такое объявление.
— Попробуйте решить, — сказал Турков.
— Я серьезно спрашиваю! Мне надо график дежурств составить!
Завуч Аглая Борисовна восхищалась Турковым, а он не испытывал к ней уважения. Весь год завуч приходила на работу в длиннополой жакетке, нитяных чулках и стоптанных туфлях. Наверно, ей было немногим больше сорока, но выглядела она старухой. И все — из-за этой неряшливости.
«Погрязла, наверное, в домашнем хозяйстве, опустилась, — думал Турков. — А ведь небось чувствовала призвание к учительскому труду. Мечтала сеять разумное, доброе, вечное… А теперь ходит в школу, как на каторгу; во время урока думает о поросенке, которого не успела покормить; книг давно не читает, ругается с мужем, кричит на собственных непослушных детей. И убеждена, что всю себя отдала педагогике, любимому делу…»
— Это уравнение, Аглая Борисовна, решит даже пятиклассник.
— Но я близорука, Виталий Максимович! Я не вижу этих ваших крючков!..
Все она видела. Просто не могла решить пустяковое уравнение. Давно растеряла тот минимум знаний, который имела.
Больше всего Турков ненавидел человеческую безалаберность. Аглае Борисовне достаточно выписывать журнал «Наука и жизнь», читать по страничке в день, чтобы не отставать от жизни. Достаточно ежедневных пяти минут перед зеркалом, чтобы сохранить пристойную внешность. Так нет же, — не отыщет она этих несчастных минуток. Потеряет их в болтовне с соседкой, в ругани с мужем. И пролетают месяцы, годы, десятилетия, человеческая жизнь тратится попусту — пользы нет ни себе, ни другим.
А сколько вокруг подобной безалаберности! Осенью и весной деревня тонет в грязи, все ждут, когда совхоз станет миллионером и соорудит асфальтовые дороги. Да принеси каждый житель по камешку — ведь полно булыжника на полях, — давно бы улицу замостили, не таскали грязь в избы!
Дважды в год шумная кампания в школе: собираем макулатуру. Кто больше?! Чей отряд активней?! Взмыленные ребятишки стучатся во все двери. Да не надо, товарищи, лихорадочных кампаний; сберегите использованную бумагу и тетради в самой школе, не позволяйте сторожихе сжигать ее в печках! Все макулатурные планы перевыполните!
Через край безалаберности. В большом и малом. А кто виноват? Вот такие Аглаи Борисовны, без остатка отдающие себя избранному делу, но давно забывшие, как решается простенькое уравнение…
Перед тем как жениться, Турков начал строить себе дом. Такой, как ему хотелось.
Испокон веку деревенские избы ставятся по принципу: «оглянись на соседа». У соседа Митьки пятистенок — и у меня будет такой же; Митька возвел сарай слева — и у меня слева; у Митьки деревянное солнышко над чердачным окном — и у меня будет.
Эпохи меняются, время летит, а до сей поры избы в деревне одинаковые. Кто-то задумал строиться, и сегодня не может без Митькиного образца: опять рубит пятистенок, и опять вплотную к дороге, на самой обочине. В прежние времена дорога тихой была — коровы пройдут, лошадь проедет — и все движение, пей чаек у раскрытого окна; сейчас на дороге трактора ворочаются, самосвалы громыхают, оплескивая окошки жидкой грязью… Приятно? Удобно? Покойник Митька с ума бы свихнулся от шума и дыма, но последователи его — терпят.
Турков заложил фундамент в глубине участка; дом развернул не к дороге, а к солнцу — лучше настоящее в окне, чем деревянное над окном. Еще ввел усовершенствования: водяное отопление вместо русской печки, скважину с насосом вместо колодца. И, естественно, все прочие удобства не во дворе. Извините! На исходе двадцатого века живем.
Большинство работ он проделал своими руками. Ведь с детства владел топором и пилой, умел и раствор замесить, и пазы проконопатить. А если чего-то не знал — вычитывал в книжках. Теперь по всем отраслям вдоволь литературы, только не ленись читать.